Тебе показалось. - Я улыбаюсь. Легко и открыто. Есть у меня такая специальная улыбка - полгода тренировки перед зеркалом сделали ее неотразимой. - Я хочу гулять. Весь день.
- Ну, как угодно...
- Я поведу тебя по городу, он старый, но красивый. Мы заберемся в крепость, там прямо в древних башнях выставлено всякое оружие - мечи, шпаги, алебарды... Рыцари средневековые гуляют. Так забавно! Тебе понравится... А еще мы обязательно пойдем в парк, там такие кони, я люблю кататься, мы возьмем коляску и поедем, как чопорные англичане... - Я тараторю все это, стремительно одеваясь, мечась по комнате вихрем, не давая ему и рта раскрыть. А он растерянно сидит на кровати, похожий на усталого скворца. Вот только жалости нам еще и не хватало...
- Вика...
- Что? - Я роняю тушь, и она закатывается под кровать. Черт с ней, так и пойду с одним ненакрашенным глазом. - Что?
- Скажи, зачем тебе это нужно?
Хороший вопрос, что бы он ни означал.
- О чем ты, Авдей?
- Тебе было плохо со мной? Ты скажи... Мне просто кажется, будто ты хочешь от меня избавиться...
В твоих же интересах, любимый, в твоих же интересах!
- Нет, все не так, Авдей. Поверь мне. Пока. И пожалуйста... давай все-таки пойдем гулять.
* * *
А я и не замечала, что в городе наступила весна!...
Можно сказать, я вообще не замечала этого города. Мне были безразличны его дневные грязные улицы, украшенные рекламными щитами, - плодом творчества дизайнера с алкогольной зависимостью. Мне были чужды толпы суетливых и озлобленных людей, вечно спешащих, хмурых и хронически усталых. Просто я знала, что дневное уродство - расплата за ночную роскошь и красоту. Ночами я наблюдала этот город истинным зрением, и он становился разным в зависимости от того, какой зодиакальный знак главенствовал на небе. Овен погружал город в пьянящую истому карнавалов и фейерверков, которые устраивали духи огня. Рыбы начинали сезон дождей, и тогда из водосточных труб высовывались лукавые мордочки маленьких русалок, а в городском фонтане на главной площади плескался пузатый водяной, похожий на розового тюленя... А Дева приводила с собой целый взвод вампиров, коим был присущ элегантный декаданс. Среди ветвей тополей и каштанов зажигались арoматические свечи. А наследники графа Дракулы декламировали Бодлера и Эдгара По, сидя на крышах многоэтажек, и однажды даже поставили спектакль в развалинах недостроенного драматического театра. Ставили, между прочим, “Синюю птицу” Метерлинка, что свидетельствует о неуклонном повышении интеллектуального и эстетического уровня современных упырей.
Но такого Авдею не увидеть. Он создан для солнечного света, для дневных, обыденных человеческих радостей. Что, впрочем, тоже немало. Разве этого мало - видеть весну?
Мы удалялись из современного, блестевшего супермаркетами центра в глушь застроенных деревянными домиками улочек, осененных благодатью зазеленевших вишневых садов. Здесь царила патриархально-самоварная обстановка, пахло свежеиспеченными блинами, кудахтали куры, худые взлохмаченные козы оценивающе смотрели нам вслед... Авдея это веселило: как всякий квартирный московский человек, он полагал, что вся земля уже заасфальтирована и подключена к сети Интернет.
- Зачем ты сюда меня потащила? - влюбленно улыбаясь, вопрошал он.
- Эти улицы для меня связаны с... искусством, - говорила я. В действительности здесь жили три сестры-ворожеи, у которых я долго училась основам травознатства. И, идя среди провинциальной тишины, я стремилась созреть для заклятия. Хотя в глубине души осознавала, что просто оттягиваю время. Бессмысленно и бесполезно. Авдей должен меня забыть. И забудет!
Потом мы гуляли в старой крепости, оставшейся от городских первопоселенцев. Надо сказать, первопоселенцы постарались на совесть, выстроив эти стены с узкими бойницами, круглыми угловыми башнями, крутыми лестницами. Из старой кладки пробивались бледные стебельки мать-и-мачехи, в Тайницкой башне гулял весенний ветер, шевелил обертку от “Сникерса”...
- Тебе здесь нравится?
- А можно я отвечу, что мне нравится везде, где есть ты?
- Можно. Писатели вообще живут штампами.
- И при этом ужас как на них наживаются. Вика, не ешь меня, я тебе еще пригожусь. За что ты так не любишь пишущую братию?
- Я? Не люблю? Я, по-твоему, всю ночь читала “Критику чистого разума”? Так, хватит, не лезь мне под юбку. Мы что, студенты архивного института - заниматься любовью в стенах исторического памятника? Или ты хочешь, чтобы здесь повесили памятную табличку: “Здесь такого-то числа...”
Он смеется и зажимает мне рот рукой. Смеется, а глаза