Надежда Первухина

Имя для ведьмы - 1

узурпаторша.

- А нужно? Извини, но бояться стоит только того, кого хорошо знаешь. У людей, конечно, все наоборот, а у нас, тетушка, логический абсурд в порядке вещей. И поскольку тебя я почти не знаю, то и бояться подожду. Скажи-ка, тетушка, ты всерьез намерена стать магической Хозяйкой всего Урала?

- Называй меня только Госпожой! - кристалл аж зазвенел, передавая интонации, с какими говорила Анастасия. - И я не собираюсь посвящать тебя в свои планы!

- Значит, намерена, - заключила я. - Это круто, конечно, но нас с мамой зачем трогать? Основывай в своем этом, как его, Аркаиме хоть новую династию Демидовых! Мы тебе что, мешаем?!

- Да.

И кристалл потух. Превратился в обычную стекляшку, годную только в качестве пресс-папье. А жалко. Не успела я им толком попользоваться.

Впрочем, я много чего не успела сделать. Придется наверстывать упущенное.

И, дождавшись полуночи, я вернулась в свою библиотеку.

* * *

Такого холодного приема я не ожидала!

Книги - странные существа. Ты считаешь их только материальным воплощением чьих-то фантазий либо, хуже того, специальными устройствами для постоянного накопления пыли. А между тем...

Между тем книги - целая цивилизация, за которой не угнаться никаким пучеглазым марсианам. И, живя рядом с человечеством, цивилизация книг тоже, вероятно, считает суетных бестолковых двуногих материальным воплощением чьих-то фантазий. И поэтому не особенно с ними считается. Хотя бы потому, что книги живут гораздо дольше людей.

Я всегда предполагала, что отношение книги к библиотекарю можно охарактеризовать выражением “снисходительное презрение”. Библиотекарь для них - как шофер для “нового русского”: нужен, но не равен (правда, такой роковой для книг момент, как списание в макулатуру, воспринимается ими с ужасом, только тут наша человеческая власть над ними абсолютна и безраздельна).

Но сейчас не об этом. А о том, как меня встретили книги.

Я шла из комнаты в комнату между сумрачными безмолвными стеллажами и кожей и ощущала, что если меня здесь и ждали, то лишь для того, чтобы хорошенько отругать.

- Не сердитесь, - шептала я, поглаживая нервно вздрагивающие книжные корешки, - я пришла, я снова с вами...

С одной из полок мне прямо на голову свалилось “Возвращение” Ремарка. Не очень больно, но чувствуешь себя нашкодившей девчонкой, получившей подзатыльник от суровой старшей сестры.

- Намек поняла, - вздохнула я, карабкаясь по стремянке, чтобы вернуть Ремарка на место. - Обещаю впредь вас не бросать и не прогуливать полуночную работу. Ну, правда, хватит вам дуться! Так и быть, попрошу отменить обязательную квартальную чистку фонда, лады?

Атмосфера явно разрядилась. Ненавязчивый шелест страниц дал мне понять, что я прощена и допущена к общению. Такие вот они, книги. С характером, прямо как женщины. Правда, характер у них проявляется только в лунные ночи.

Кстати, в сегодняшнюю ночь читателей было немного. В отделе редкой книги меня вяло поприветствовала парочка привидений, изучавшая истинный текст “Крейцеровой сонаты” Толстого. До меня донеслись обрывки их тихого спора:

- Вот видишь теперь, это самый обычный протокол уголовного дела! Причем нашего. А ты мне мозги парил - нет, это художественный вымысел, воображение писателя...

- Ты не права, дорогая.

- Конечно, я у тебя всегда не права. Один ты прав - ножиком меня пырнул и тем утвердил свои супружеские прерогативы!

- Милочка, не зуди. Уж столько веков прошло...

В читальном зале шел литературный вечер “Моя судьба”, посвященный очередному юбилею графа Дракулы. Юная бледненькая вампиресса хорошо поставленным голоском пела душещипательный романс о тяжкой доле нелюдей. Ей аккомпанировал на рояле свежий еще кадавр в строгом фраке. Я бы послушала, конечно, да недосуг. Надо отправляться в родимое книгохранилище.

Знаете, кто встретил меня там на пороге? Букс! Хотя поначалу я его просто не узнала, приняла за праздношатающегося читателя из оккультного большинства. Да и немудрено!

Мелкий, слабенький, боящийся крысиной тени макулатурный за рекордно короткие сроки вымахал в дюжего детину выше меня ростом. Его мышечная масса явно состояла из сверхпрочного картона, газетный ком головы плотно сидел на мощной шее из свернутых в трубку атласов мира и, кроме того, украшен был прической из нарезанной в лапшу копировальной бумаги.

К тому же Букс был одет. Приглядевшись к его облачению, я, слегка краснея, поняла, что свою рубашку и шорты-бермуды Букс сделал из глянцевых страниц “Пентхауза”.

- Поскромнее ничего не мог выбрать? - строго спросила я его.