ведьму вдруг у нас в колонии отыскал японский благотворительный фонд “Тэнгу”? Зачем этот фонд нас деньгами и компьютерами засыпал по самое не хочу, лишь бы вы, начальство, разрешили создать заключенной Анастасии и ее единомышленницам медитационный центр? Что она там, в этой... комнате Просветления план вторжения японских оккупантов на Дальний Восток разрабатывает? Хи-хи-хи, - глупо как-то захихикала Ия Карловна. - Нас сейчас без всякой оккупации можно голыми руками за сто баксов завоевать. Да и завоевывать незачем. Так что, по-моему, старуха здесь ни при чем.
Полковник Кирпичный молча пожал плечами. Его лицо, в обычном состоянии напоминавшее недостиранную казенную наволочку, сейчас выглядело по-детски растерянным.
- Что хотите, говорите, Ия Карловна, а дело нечисто. Может, Япония тут и ни при чем, а только как эта Анастасия у нас появилась, все вверх дном пошло. То, помните, одна дамочка себе глотку перерезала, а в предсмертной записке написала, что, мол, жить больше недостойна с такой грязной душой и надеется, что теперь ее карман будет чист...
- Карман! Может, карма? - уточнила Ия Карловна, которая в отличие от полковника Кирпичного имела диплом о высшем образовании и не понаслышке знала, что книги используются для чтения, а не в качестве туалетной бумаги.
- Может, и карма, - покорно согласился полковник, признавая бесспорное интеллектуальное превосходство докторши. - Что бы там ни было, а бабу эту не вернешь. Хорошо, хоть никаких проверок к нам не нагрянуло, списали все как самоубийство. А только мне думается, что это старуха Анастасия приказала той бабе глотку перерезать, потому как самоубийца тоже вроде на моления эти японские ходила и, видать, не угодила чем-то старухе. А потом еще эта, недавняя, которую крысы изгрызли и труп которой пропал, помните?
- Но труп потом нашелся... - Ию Карловну передернуло. Ей вспомнилось, как с разложившейся отвратительной плоти спрыгнула громадная крыса.
- Не нашелся он, - тяжко вздохнул полковник. - Я на днях буквально того парня спросил, который сжечь труп должен был. Он и сказал, что по приходе в морозилку никакого трупа не обнаружил, а потому сжег какие-то мешки с отбросами, чтоб уж печка не зазря дымила. Вот так-то.
- Но как же... Мы же с вами сами видели...
- Мы с вами, Ия Карловна, еще много чего видели. - Дрон Кирпичный неловко задел ладонью пузырек с витаминами, и яркие шарики весело заскакали по вытертой клеенке стола. - Пятерых мертвяков мы тоже с вами видели, вы их смерть освидетельствовали, а теперь они вон где - все на боевом посту! Ч-черт! Спирт кончился.
- Я еще принесу, - с нехарактерной для нее резвостью вскочила Ия Карловна. Видимо, ее начинал пугать весь этот разговор. - У меня в кабинете, в сейфе есть. Я мигом! И из еды чего-нибудь придумаю...
- Ладно.
Докторша вышла, а полковник с каким-то тоскливым упорством стал читать надписи на картонных, выцветших от времени плакатах. Этими плакатами были увешаны все стены выкрашенного в серую краску процедурного кабинета, где полковник и докторша устроили разговор по душам. Надо сказать, что для разговора по душам процедурный кабинет с его унылыми клеенчатыми топчанами, шкафиками с клизмами и стопками старых дырявых грелок являлся не самым лучшим местом. Да и на плакатах понарисована была такая пакость, от которой бесстрашному полковнику еще тошней стало.
“Берегись чесоточных клещей и вшей, - пугал один плакат, изображавший некое фантастическое насекомое, хищно нависшее над крошечной фигуркой чахоточно худого человека. - Чаще проходи санитарно-гигиенические мероприятия!”
У полковника всюду немедленно зачесалось, и он уж был готов поверить тому, что и его съедают проклятые вши и клещи, как другой плакат добил его. Изображал он вольную интерпретацию известной картины Васнецова “Богатыри”. Только тут вместо богатырей на тощих клячах гордо восседали уродливые скелеты с лентами через плечо, как у свадебных шаферов. На лентах было написано: “Алкоголизм”, “Наркомания”, “Курение”, чтоб зрителю стало понятно, чего ради глумливо ухмыляются костлявые наездники. Под копытами коней виднелись столбцы цифр, показывающих, сколько в России перемерло всякого народу от трех вышеозначенных пороков.
“Вот блин, - подумал Кирпичный. - Надо с водкой завязывать, что ли...”
Но тут взгляд его упал на плакат, повергший неокрепший мозг полковника в ужас и трепет.
“СПИД - начало твоего КОНЦА!” - уверял плакат и к тому же выспрашивал, сволочь, имел ли полковник беспорядочные половые связи, колется ли он нестерильным шприцем и вообще, есть ли у него гражданская