Надежда Первухина

Имя для ведьмы - 3

не может быть! Разве способны столь приличные существа, которые даже стихи пишут (ведь Рома писал!), заниматься гнусным убийством?!

Даша придумывала, как ей помочь маме. Что еще неделю назад было для нее абсолютно нехарактерно. Недаром говорят, что общие проблемы объединяют конфликтующие стороны. К тому же, ощутив себя ведьмой, Даша почувствовала, что взрослеет. Причем необратимо.

А отец семейства, Авдей Белинский не мог избавиться от какой-то пустой, глупой, но чрезвычайно навязчивой мысли. Причем мысль была облечена в рифму и колотилась о стенки черепа в ритме пульса, требуя выхода...

Он неожиданно встал из-за стола, отодвинув тарелку с недоеденным творогом и быстро прошел в кабинет-библиотеку.

- Ты куда? - удивилась Вика.

- Минутку! - уже из кабинета отозвался фантаст. -

Нашел!

Он почти галопом вернулся на кухню и с торжествующим видом продемонстрировал семейству книгу с оттиснутым на обложке знаком бесконечности.

- Нашел время изучать творческое наследие вампиров! - фыркнула Вика.

- Ой! - потянулась к книге Дарья. - Я такого раньше не видела. Это что, правда, все вампиры написали?

- Да, но дело сейчас не в этом. - Авдей торопливо листал страницы, не замечая, как странно смотрит на него жена. Ее зрачки расширились, заполнив все пространство глаз глухой чернотой, и лицо стало походить на венецианскую карнавальную маску...

- Вот оно! - наконец Авдей нашел нужную страницу и прочел вслух:

Я пишу тебе в день похорон

Слишком солнечно, ветрено слишком

Словно древний угрюмый Харон

Уподобился в чем-то мальчишкам.

Ни к чему был отточенный кол

Из дрожащей от злости осины.

Я хотел, потому и ушел.

Я ослаб, потому что был сильным.

Мне не нужно ни шпаги, ни пуль

Для того, чтоб рассыпаться прахом.

И серебряной ниточки пульс

Лишь любовь оборвет одним взмахом.

Меловые кресты на дверях

Чтоб уже никогда не вернуться.

Я пишу тебе, слыша твой страх,

Что ты больше не сможешь проснуться.

Это просто - еще один раз

Встретить смерть в окончательной фразе.

И серебряных ласковых глаз

Не бояться, сгорая в экстазе.

Моим пеплом осыплют камыш

И приречный осот. И текуча

Станет бывшая жизнь. Ты молчишь.

Ты не веришь в божественный случай.

Это право твое. А мое -

Быть убитым любовью твоею.

Как вонзалось святое копье

В беззащитно-греховную шею!

У тебя еще будет герой

Из легенд и забытых пророчеств.

Я пишу тебе в день похорон

Своих собственных. Спи. Доброй ночи.

- Как называется стихотворение? - спросила Дашка.

Авдей взглянул:

- “О том, как меня убили”. Названьице!

- Кто автор? - неживым голосом вопросила Вика, и тут все с некоторой душевной дрожью обратили внимание на то, как она выглядит.

- Любимая, что с тобой? - задохнулся от ужаса Авдей.

Черные провалы вместо глаз изучали его лицо.

- Кто автор? - повторила Вика, распространяя вокруг себя волну непонятного мертвящего холода. Авдей автоматически заглянул в книгу и сам ахнул:

- Роман Кадушкин! Но ведь этого стихотворения раньше здесь не было!

- Не было, - мертво подтвердила Вика. - Я написал его после того, как мою плоть испепелила чуждая Сила.

- О господи! - взвизгнула Маша. Черные провалы теперь смотрели на нее:

- Вспоминаешь ли ты обо мне хоть иногда, девочка? - Голос Вики оставался по-прежнему мертвым и безучастным.

- Р-роман?!

- Да. Хотя теперь у меня нет имени. У меня нет ничего. Кроме духа скорби и мучения, обреченного на Преисподнюю... - говорила Вика, неестественно выпрямившись на стуле. - Я вернулся лишь на миг, чтобы отвести от вас опасность. Я знаю, кто убил меня и моего отца, кто охотится за вампирами. Но я не желаю мести. Я прошел свой путь до конца. Но я не хочу, чтобы вам грозила беда. Знайте: вампира убьет сила огня, вампира покалечит сила серебра, вампира испепелит сила солнечного света. Но только чувство, делающее смертных бессмертными, развоплотит и рассеет вампира навсегда.

- Любовь?

- Да. Я любил Мари. Я умирал, помня об этой любви. И этой любовью я спасу ее, прежде чем навсегда вернуться в свою обитель Тьмы. Ничего не бойтесь.

Произнеся эти слова, Вика, как кукла, рухнула со стула, Когда Авдей кинулся к жене, она открыла вполне человеческие глаза и затряслась словно в лихорадке:

- Он задействовал мое сознание! Он теперь здесь и не уйдет, пока не наступит утро!

- Он - Роман Кадушкин?

- Да! - Вика потребовала бренди и пила его, морщась, стуча зубами о край стакана. - Это не правильно! Развоплощенный не может проникать в сознание человека! Не способен!