Александр Зеличенко

Разговоры ученого с Учителем

вместе захотеть одних и тех же изменений. Вот в этом эксперименте он и предложил мне поучаствовать.

Я отказался. Во-первых, из-за предубежденности против любых взломов астрального мира, и особенно взломов с привлечением химии. Во-вторых, все это показалось мне вполне логичным, но абсолютно неестественным. В-третьих, возможно не отдавая себе в этом отчета, я испугался. Это было похоже на детскую шалость с неизбежным наказанием. Впрочем, не исключено, что эту третью причину я придумал потом.

Я отказался, а он вынашивал свой план еще полтора года, пока, наконец, не нашел людей, готовых в этом участвовать. И они сделали, что хотели. А в результате -- попали на совсем другую бытийную траекторию: измененные ими события вызвали уже другие, не прожитые ими раньше события-следствия, те -- свои, и так далее.

Куда эта траектория их унесла? Не знаю. Но возврата обратно им не было.

Дальше можно только фантазировать, что они перечувствовали, поняв невозможность возвращения. Как ЭТО устроилось -- неинтересно. Прекрасно известно, что астральный мир может воздействовать на вещественный, -- где сейчас нет сообщений о полтергейстах? Устроить пожар -- ничего нет проще. А может быть, техника исполнения была другой -- это не имеет никакого значения.

Вот почему, когда я понял, что произошло, мне стало ясно, что об этом нужно рассказать. Хотя бы, чтобы закончить то, что он начал.

То, что показалось многим шалопайством с трагическим исходом, было совсем не иллюстрацией к дешевым брошюрам О вреде наркотиков. Нет, это было... почти научным подвигом.

Не почти подвигом -- почти научным. Чем-то вроде прививки себе опасной болезни. Было ли сделано это осознанно? Не знаю. Во всяком случае, он не раз говорил, что понимает: из астральных путешествий можно и не вернуться (а иногда -- что ему и не хочется возвращаться!).

Есть люди, да и целые страны (за примером не нужно далеко ходить), которые на своем опыте показывают опасности и трудности того или иного пути.

Это важная, хотя и очень неблагодарная миссия и судьба многих (я чуть не написал -- безрассудно; нет -- очень рассудно) смелых исследователей.

Хэрри был из таких.

Когда первый острый приступ жалости к себе, вызванный известием о Хэрриной гибели, прошел, в голову полезли обычные вопросы: почему? Почему он погиб? Почему его жизнь оборвалась на взлете духовного роста? Почему он не доделал на Земле так много из того, что мог бы доделать? И так далее. В голову приходили самые разные ответы: от формулы Сведенборга Каждый получает столько Божественной Благодати, сколько способен принять -- до мыслей о том, что его стремление в астральный мир сделало, по крайней мере сейчас, жизнь на Земле бесполезной. Может быть, когда-нибудь потом...

Мысли, мысли... А потом -- не через сорок дней после смерти, а гораздо позже -- я почувствовал, что наша связь не прекратилась. Он мне не снится.

Мне вообще трудно это объяснить. Но мы по-прежнему связаны. И по-прежнему, как это было всегда, я мысленно обращаюсь к нему, когда пишу. И стараюсь ответить на вопросы, которые он мог бы задать мне. И сказать что-то важное для него. Хотя, конечно, я не знаю, что для него сейчас важно. Да и вообще, я ничего о нем не знаю, кроме ясного мне с самого начала: он есть, продолжает быть.

Когда общаешься так, как общались мы, взаимное обогащение -- повседневное явление. Но вышло так, что он обогатил меня и своей смертью.

Слишком дорогая цена...

Наши отношения, окрашенные некой хемингуэевщиной, как и большинство мужских дружб в нашем поколении, исключали открытое выражение чувств. И я никогда не мог бы сказать ему, как он мне дорог и какую большую роль играет в моей жизни и моей работе.

Я говорю тебе это сейчас, здесь.

Добрый Путь, Хэрри!!!

Разговор 16-й О развитии человека

у. Трудно сейчас возвращаться к спокойно-суховатому тону. Но наш разговор требует рассудочности.

С самым горячим вопросом я разобрался. В самом деле, мой опыт скорее подтверждает, чем опровергает реальность загробной жизни. Но с остальным...

Столько вопросов!.. Глаза разбегаются -- не знаю, с чего начать. И главное -- нет царя в голове. Нет того стержня, с которого можно снимать вопросы и нанизывать ответы. Того контекста, в который можно погрузить знание о человеке. Это и есть, наверное, мой главный вопрос...

У. Этот царь, стержень и контекст -- развитие.