индифферентны в своем пребывании в теплом речном иле. Они
оправдывались тем, что там, ниже по течению, их никто не ждал...
Пугливой тенью Стерх вошел в воду прямо в одежде и долго стоял, пока
ноги не задубели и дрожь не пошла по всему телу, обычная, "нормальная",
человеческая дрожь: мелкие сокращения мышц от переохлаждения организма,
защитная реакция тела. Он был в большом поле, крохотный Стерх, зачем-то
забравшийся так далеко от дома, да еще и ночью, в эту глушь. Ночью нужно
спать. А днем читать книжки, есть и разговаривать. А не мерзнуть тут, в
глупейшем положении, стоя выше колен в воде... Зубы стучали, руки тряслись,
ну, достаточно...
- Бог помощь, только, сдается мне, не сезон для купания, ведь осень. -
Стерх вздрогнул так сильно, что по реке пошли волны, ему вмиг стало жарко,
лоб взмок от пота, а и без того огромные глаза расширились в пол-лица. Дом,
день, еда, разговоры улетели чайками прочь. На берегу, там, где он вошел в
воду, сидели рядком несколько мужчин... нет, там было даже две женщины.., и
все как один смотрели на него. Он внутренне выругался на себя, подстегнул,
убедил того, кто был Стерхом, не валять дурака, а выбраться на берег и
выяснить все в конце концов... Несколько рук одновременно протянулись к нему
для поддержки, он замер, разжал кулаки, подумал, вздохнул полной грудью и
взялся за них обеими онемевшими от холода ладонями...
О! Это была вечность в осязаемом касании. Свет в глазах странников сиял
ярче пламени костра, освещавшего их убогие одеяния. Они сидели кружком
вокруг пылающих поленьев, а на шестах висели для просушки стерховы брюки,
кеды и носки. От них валил пар, как и из стоявшего на углях котелка. Один из
новых друзей Стерха взял котелок за ручку и стал разливать в кружки
душистейший, ароматнейший отвар, кто-то достал хлеб, кто-то распаковал
коробку рафинада, протянулась рука с куском масла в пакете. Ему налили
кружку и сунули под нос бутерброд.
- Как там мои? Небось волнуются. - Стерх жевал пищу, вкуснее которой,
казалось, он не пробовал за всю свою жизнь; или просто он был голоден до
такой степени, что обычный хлеб казался амброзией? Крохотный Стерх внутри
все еще пытался убедить его в необходимости общепринятых мерок, рамок,
моралей...
- "Да, - говорил он, - если мама увидит, что моя постель пуста, то-то
будет шуму... - На него недоуменно пялились и отворачивались, пряча в
кулаках улыбки. - "И где же таки мой Стерх?" - скажет она. - "Я ведь..."
- А кто такой Стерх? - спросил как бы между прочим кто-то из сидящих;
все замерли, и Стерх почувствовал на себе добрые, но настойчивые взгляды. Он
вдруг как будто вошел в зелень тепла, шелест травы и синеву неба. Пылало
солнце, но не яркий шар над головой, а ослепительнейшая вещь внутри, а также
и снаружи его, вещь пугающе интенсивная, и наполненная вселенским восторгом.
Са-а-аа-х-х-х! В честь любви Стерх высвободил свой закостеневший ум из
черепа, во славу Экстаза Стеах взмыл туда, где бессмысленны понятия верх и
низ, в тепло светоносных просторов, в порыве радости Стаах воздел к небу
руки, обнимая мир в счастливом единении, он, большой Саах, наконец, ощутил
монументальное спокойствие, нисшедшее в него, подобно текучему потоку,
водопаду масла, без единого всплеска заполнившему опустошенный сосуд тела.
Спокойствие, еще с рождения царящее где-то за покровом, в глубине сознания,
а теперь пребывающее в полной силе гигантского штиля на волнах того мира,
что звался Стер...? Саа...?
Догорал костер, все сидели молча, в тишине глядя кто в звездное небо,
кто в красные угли, кто в глаза соседа...
- Я видел, как ты прошел в Высшее, что есть Конечное и Бесконечное,
Цель Пути. И...-
Старик в овечьей шапке слева от него выдержал паузу, глядя в огонь:
- ...И, невероятно, ты вдруг исчез выше, там, где не бывал даже я.
Ослепительное поглотило тебя, но я не в силах был следовать за тобой и
поэтому не слышал твое имя. Кто ты теперь?
Паренек был абсолютно спокоен. Так спокоен, как не бывает спокоен дуб в
знойный день, как не бывает спокоен спящий младенец. Это молчание шло из
сути проявления, или из того, что за ним. Он молчал.
Светало. Странники ждали. Саах молчал. Великолепный восход выплеснулся
в поле, в лес, в мир, на город, на дальние холмы и озера. В очередной