перестал быть Светом... на одну минуту. А чуть позже Свет шел по городу, и
лишь мимолетная память о происшедшем трепещущей запятой билась где-то
внутри, в глубине. "Да-а. И в этой немного душной атмосфере солнце и небо,
как альфа и омега бытия". - подумал он, исчезая в прохладном вечере.
Саах не понимал, что произошло в кафе, но ему не хотелось искать
об®яснений. Он шел по оцепеневшему городу, сыном которого он так и не стал.
Сияние ночи вызывало вспышки великолепных воспоминаний... Сгорбленная тень
скользнула в ближний под®езд, проговорив старушечьим голосом: "Шарахаетесь
тут, бездельники! Руки на вас нет!.."
На проспекте одинокая легковушка подрулила к обочине, притормозила, и
водитель, высунувшись в окно, бойко предложил подвезти до дому, добавив, что
в такие смутные времена лучше не шляться по ночам в-одиночку. Саах
непонимающе глянул на водителя, поблагодарив, отказался, ускорил шаг и вышел
на Центральную Площадь. Было просторно, темно, пустынно и так тихо, что у
Сааха было ощущение, будто он оглох. Но тишина эта звенела. Или гудела. Саах
вспомнил недавно записанную мысль из дневника: "Все, чего нет здесь, нет
нигде." Он вспомнил, что строительство города началось с этой площади. Он
вспомнил свет в глазах своего деда, когда тот говорил пятилетнему
Сааху-Стерху:
- "Новое - хорошо забыто старое? Нет, брат. Новое и старое неразрывны в
принципе. "Ведь насколько мы грязны, настолько мы должны стать чище".
- А как это сделать? - Саах сидел в песочнице, пересыпая песок из ведра
в ведро.
- Я не могу советовать.
- Почему, дед ?
- Совет должен быть, как молния, краток и мощен.
- Да, а твои советы, как гвозди, загнанные в мою маленькую бедную
голову. - задумчиво говорил маленький Саах, глядя в песок и не замечая
опешившего деда и того, что дед присел рядом с равнодушным внуком и тихо
говорил:
- Ой, братуша, вижу, несладко тебе придется. Много зубов и ногтей
обломаешь. Все нахрапом норовить будешь взять. А ты не спеши. На самую
важную в своей жизни встречу никогда не опоздаешь, если не будешь спешить,
если все будешь делать спокойно."
Дед вставал, уходил по делам, а Саах сидел в песочнице, перебирая нити
будущего, и мысли перекатывались в голове, как ртутные шарики. Начинала
болеть голова от обилия этих мыслей. Он бросал ведерки с песком и уходил в
дедов огород, среди картофельных кустов которого он чувствовал себя
великолепно. Дед говорил, что во вселенной никто не умеет так радоваться и
печалиться, как человек. Даже сейчас, спустя столько лет, стоя на
Центральной, Саах не мог сказать, что прочувствовал это. Радость и печаль
всегда растворялись во внутренней тишине, безраздельно властвовавшей в
существе Сааха, казалось, с самого рождения...
Он постоял, глядя на ночники звезд и лампаду месяца, и направился к
ротонде.
Все стены под®езда-ротонды были исписаны стихами, мыслями, идеями,
пророчествами, призывами, исповедями, криками души и бог знает чем еще. В
свете коридорной лампы Саах стал разбирать темные каракули:
- "Где взять силы для жизни?
- В сердце. Если не знаешь, что это, молчи везде и всегда, и слушай. И
когда услышишь его - оно тебя поведет. Только молчи - оно будет говорить, и
не двигайся - оно будет двигаться, и не желай - оно будет желать".
"О, не тщись всуе!" - гласила другая надпись
- Вы кто? - раздался голос из-под лестницы.
- "Мы?.. Мы - атеисты" - картинно высказался Саах. Под лестницей
зашуршало, потом все затихло.
- Эй! - Саах замер, ожидая ответа. - Эй, к вам можно?
- Отгадаешь загадку, пустим. Вопрос на засыпку. Для атеиста. Что ты
будешь делать, когда умрешь?..
Саах улыбнулся (что ж, вам хочется поиграть словами, пожалуйста. Только
не обижайтесь потом). Он наклонился в проем:
- Учти, все, что я сейчас отвечу, ложь. Так вот, я буду лгать тому, кто
лжет для себя."
Тишина, потом в нише завозились и скучно ответили:
- Залазь!
Было приятно провести ночь в обществе загадочных незнакомцев.
x x x
Утро застало его на ногах. Саах загасил восторженный огонь, рвущийся
наружу из всех дыр его тела, вошел в под®езд и остановился перед дверью в
квартиру No 72 в нерешительности. Пригладил волосы,