И что?.. А что "что", я
не знаю.- и Он взглянул на Нее, Она была неподвижна.
Саах сказал еле слышно:
- Надо победить смерть, чтобы не было больше смерти; это так ясно. -
Саах глядел в Его зрачки, углубляясь в море кристальных мыслей, снежных
эмоций.., становящихся по мере погружения все темнее и яростнее, мелких
телесных рефлексов, тупости, инерции голой материи, и дальше, во тьму
корней. Молчание, Он судорожно вздохнул, невольно прижав руку к груди:
- О, да! Это есть то, чего мы ждали целую вечность. И... где это
искать? Я почти знаю, выше, выше, там, где царит Безраздельность и...
- Здесь в грязи и хаосе. И ниже, ниже. В самой глубине. В гадком
болоте... Вы живете здесь, прекрасное место, цветущая долина, горные
вершины, чистые источники... А где-то чадят трубы и кого-то убивают.
Очевидно, что бегство - не решение. Кто-то погрузил нас в эту
несознательность, в чем многие видят лишь ошибку Сущего, либо слепую
случайность среди многих случайностей природы. Но есть другое... Таких
чистых мест скоро совсем не останется, и куда тогда податься? Но существует
ли возможность остаться прозрачным и восприимчивым, светлым и широким,
находясь во тьме и несознании, в ограниченности, бессознательном кишении
обрывков впечатлений, страхов, навязчивых мыслей... короче, во всем том, что
характеризует погружение в низшие, наиболее материальные слои существа, в
саму клеточную субстанцию? Ясно, что сейчас импульсы и поведение большинства
людей формируются именно там. И именно оттуда исходят побудительные причины
большинства поступков. Я не знаю, вероятно, такая возможность существует, и
я хочу попробовать. Я поднимался туда, где до меня никто не бывал. Саах, как
человек, уже давно перестал существовать в безраздельном царствии света. О
да, это неописуемо. Но здесь, - Саах коснулся ладонью тела, - осталось, как
прежде: ложь, старение, распад, смерть, ограниченность материальными
законами. - Он сказал все это очень тихо, но Они оба растерянно
переглянулись. Саах положил ладонь на стол:
- Я много слышал от людей: "Хочу летать! Хочу свободы! Душа - птица!"
Но я понял одно: Дай человеку крылья, так выше 10-ти метров и не поднимется
- страх, вошедший в привычку. Привычку тела. Дай человеку власть - он
останется один посреди им же разрушенного мира. Потому что поглощать, не
значит - Любить (так же как и огульно отрицать всю темную половину мира - не
значит быть чистым), хотя в сути своей это одно и то же; обладать всем
можно, лишь отдавшись всему, а не заграбастав все. Но отдавшись именно
ВСЕМУ. Это противоречит человеческому понятию свободы... Очевидно, что
марионетка смерти не сможет войти в вечность. Человек еще и не начинал жить.
Нити надо обрезать постепенно, одну за другой, чтобы, когда последняя будет
оборвана, мы уже не были бы марионетками и не свалились бы бессильной кучкой
праха у подножия трона смертельного тирана. - Саах подошел к окну. -
Очевидно, что туда еще никто не спускался. Иначе нечто уже было бы сделано
там, понимаете. - Саах повернулся к ним. - Безраздельная преданность во имя
неизвестно чего. Работа, польза которой сомнительна, а тяжесть которой
неописуема. Труд незаметный, утомительный, скучный. И когда кажется, что
что-то сделано, и какой-то дефект побежден, он тут же принимает другую
форму, и все начинаешь сначала.
Саах знал, что не лезет в чужой монастырь со своим указом, нет. Он ясно
видел нужность того, что сейчас совершала Мать; он был наблюдателем, лишь
крохотной пылинкой, осчастливленной всемогущим присутствием той, чья радость
движет вселенными.
- Я не понимаю, Саах, - глухо проговорил Он, и васильки его глаз
потемнели от бесконечной тоски, налились горечью печали, - я не понимаю и...
Вероятно, весь этот чудесный край - гигантская маска той, кого зовут Ложь.
- ... существует столько разных краев и областей, - добавил Саах. - Но,
Вы знаете, надо быть сытым по горло всем этим, чтобы броситься в воду, имея
лишь веру в Нее, понимаете...
Пребывало все, от бездонного дна смертельного ужаса жизни и застоя до
бескрайнего великолепия миротворческого созидательного вечного Начала.
Кто-то, именно Саах, был, конечно же, не Саах; и теплая безбрежность, да,
конечно, всегда теплая (и, да, но всегда по-разному), и Он и Она...