А. Стеклянников

Предназночение

разные, и не понимал стремлений друга, а тот изумленно

вскинул брови, затем рассмеялся:

- Далеко?! Удачная шутка! Неужели твое сердце так далеко от тебя? Я в

восторге!

Стеах ушел вглубь и вверх, оставив Таро держать его за руку; он

погружался в Ее снежную радость:

- Мать, это ненадолго, сия Игра меня привлекает. Я вернусь скоро.

Он оказался в бескрайних об®ятиях и блаженно закрыл глаза, пребывая

маленькой запятой на коленях той.

- Дитя мое, у меня есть для тебя кое-что. Скромный подарок... Иди, но

возьми это. - и Стеах почувствовал, что стал больше.

- Что это, Мать?

- Это Безмолвие, в положенный срок оно откроет тебе свои сюрпризы и

возможности и..., если вдруг на пути твоем встанут преграды, оно будет

верным мечом, инструментом, помощником. И вот это...

- А это что?

- Любовь. Это сила, связующая то, к чему ты стремишься, с тем, что ты

есть и чем ты не являешься, но станешь в будущем. Если ты вдруг забудешь

дорогу ко Мне, свет ее приведет тебя в обитель моей солнечной страны.

Стеах засмеялся:

- Какую дорогу, ты ближе ко мне , чем я сам! И снежной страны я не

знаю. И солнечной тоже.

- Есть много вещей, которых ты не знаешь, гораздо больше, чем можно

представить. И вспомни, что сказал тебе Таро только что...

Стеах задумался:

- О, да, он сказал, что Мать далеко. Но ведь он пошутил... Во всяком

случае, у меня есть для него сюрпризы, два дара Матери, я поделюсь с ним.

- Дитя мое, когда бы ты не встретил меня, ты тотчас узнаешь свою Мать.

Ты нежен и хрупок. Но ты пройдешь... Я буду там, внизу; приду, когда

наступит время. И мы кое-что сделаем вместе.

- Время чего? - Стеах слушал, почти не понимая, но завораживала

загадочная прозорливая реальность сказанного.

- Время готовности Универсума к вхождению в вечность. Это будет,

конечно, непостижимая и величайшая реализация для вас, многочисленных,

вспомнивших и забывших, умерших и родившихся, уносящихся в светлые дали

розовыми чайками* и погруженных в смуту однодневной рутины. Каждый из вас

станет Мною. Это игра, вы будете великолепно обескуражены и растеряны, узнав

после миллионнолетнего бессознательного сна, кто вы есть в сути. Но игра

лишь начинается, беги, тебя ждет Таро. Он ведь, не зная того, играет по моим

правилам и движим мною же...

---------------------------------------------------------------

* Когда Йу прочитала эту фразу, она засмеялась: "А почему розовыми

чайками, а не серыми пеликанами? - Йу, не валяй дурака! - Нет, ну правда,

почему? Серыми пеликанами... Ой, как смешно..."

---------------------------------------------------------------

Стеах почувствовал в своей холодной руке ладонь Таро, ответил на его

рукопожатие, и они понеслись в центр схождения коридорных извивов,

застывших, как гигантские змеи, мощной и гармоничной композицией

созидательного искусства, уходящей в бесконечность вечно новой живой

конструкцией. Вдвоем они остановились на краю бездны, устремив солнечные

взгляды в непроглядную черноту там, внизу, где яростные энергии обрушивались

друг на друга, порождая недолговечные формы, изменяющие космический масштаб;

и возникали новые закономерности, разрушающие эти же формы, на смену которым

возникали другие, ограниченные и непонятные, существующие лишь благодаря

непрерывной смене бесчисленных поколений; время здесь стало, неизвестно

почему, врагом, разрушителем, Кала, неумолимым палачом сущего, хотя они ясно

видели его бескрайнюю лучащуюся суть; это было непостижимо; кипел вселенский

котел, это было дно... Таро оказался прав, это было интересно; захватывало

дух в предвкушении новых приключений, открытий неизведанных возможностей,

миров и свойств.

Они переглянулись, звонко восторженно засмеялись и шагнули в

неизвестность, успев услышать, как бездна ответила на их чистый смех

дьявольским хохотом, выплеснувшимся дегтярной волной из непостижимого

колодца и гулким эхом прокатившимся по пустым анфиладам, и чувствуя, что

покрываются толстыми, тесными, душными панцирями; в головокружительном

полете или, скорее, падении они забыли себя, чтобы вспомнить спустя вечность

и став бесконечно более обширными. Но сие было еще далеко впереди...

x x x

Все в Стеархе ныло болью нескончаемой, нестерпимой, непонятной. Он