жизни? -- Никакого.
-- Или: Что выйдет из моей жизни? -- Ничего. -- Или: Зачем существует всЕ то, что существует, и зачем я существую? -- Затем, что существует.
Спрашивая у одной стороны человеческих знаний, я получал бесчисленное количество точных ответов о том, о чЕм я не спрашивал: о химическом составе звЕзд, о движении солнца к созвездию Геркулеса, о происхождении видов и человека, о формах бесконечно малых атомов, о колебании бесконечно малых невесомых частиц эфира; но ответ в этой области знаний на мой вопрос: в чЕм смысл моей жизни? -- был один: ты -- то, что ты называешь твоей жизнью, ты -- временное, случайное сцепление частиц. Взаимное воздействие, изменение этих частиц производит в тебе то, что ты называешь твоею жизнью. Сцепление это продержится некоторое время: потом взаимодействие этих частиц прекратится -- и прекратится то, что ты называешь жизнью, прекратятся и все твой вопросы. Ты -- случайно слепившийся комочек чего-то. Комочек преет.
Прение это комочек называет своею жизнью. Комочек расскочится -- и кончится прение и все вопросы. Так отвечает ясная сторона знаний и ничего другого не может сказать, если она только строго следует своим основам.
При таком ответе оказывается, что ответ отвечает не на вопрос. Мне нужно знать смысл моей жизни, а то, что она есть частица бесконечного, не только не придаЕт ей смысла, но уничтожает всякий возможный смысл.
Те же неясные сделки, которые делает эта сторона опытного, точного знания с умозрением, при которых говорится, что смысл жизни состоит в развитии и содействии этому развитию, по неточности и неясности своей не могут считаться ответами.
Другая сторона знания, умозрительная, когда она строго держится своих основ, прямо отвечая на вопрос, везде и во все века отвечает и отвечала одно и то же: мир есть что-то бесконечное и непонятное. Жизнь человеческая есть непостижимая часть этого непостижимого всего. Опять я исключаю все те сделки между умозрительными и опытными знаниями, которые составляют весь балласт полунаук, так называемых юридических, политических, исторических. В эти науки опять так же неправильно вводятся понятия развития, совершенствования с тою только разницей, что там -- развитие всего, а здесь -- жизни людей. Неправильность одна и та же: развитие, совершенствование в бесконечном не может иметь ни цели, ни направления и по отношению к моему вопросу ничего не отвечает.
Там же, где умозрительное знание точно, именно в истинной философии, не в той, которую Шопенгауэр называл профессорской философией, служащей только к тому, чтобы распределить все существующие явления по новым философским графам и назвать их новыми именами, -- там, где философ не упускает из вида существенный вопрос, ответ, всегда один и тот же, -- ответ, данный Сократом, Шопенгауэром, Соломоном, Буддой.
Мы приблизимся к истине только настолько, насколько мы удалимся от жизни, -- говорит Сократ, готовясь к смерти, -- К чему мы, любящие истину, стремимся в жизни? -- К тому, чтоб освободиться от тела и от всего зла, вытекающего из жизни тела. Если так, то как же нам не радоваться, когда смерть приходит к нам?»
Мудрец всю жизнь ищет смерть, и потому смерть не страшна ему.
Познавши внутреннюю сущность мира как волю, -- говорит Шопенгауэр, -- и во всех явлениях, от бессознательного стремления тЕмных сил природы до полной сознанием деятельности человека, признавши только предметность этой воли, мы никак не избежим того следствия, что вместе с свободным отрицанием, самоуничтожением воли исчезнут и все те явления, то постоянное стремление и влечение без цели и отдыха на всех ступенях предметности, в котором и через которое состоит мир, исчезнет разнообразие последовательных форм, исчезнут вместе с формой все еЕ явления с своими общими формами, пространством и временем, а наконец и последняя основная его форма -- субъект и объект. Нет воли, нет представления, нет и мира. Перед нами, конечно, остаЕтся только ничто. Но то, что противится этому переходу в ничтожество, наша природа есть ведь только эта самая воля к существованию (Wille zum Leben), составляющая нас самих, как и наш мир. Что мы так страшимся ничтожества, или, что то же, так хотим жить -- означает только, что мы сами не что иное, как это хотение жизни, и ничего не знаем, кроме него. Поэтому то, что останется по совершенном уничтожении воли для нас, которые ещЕ полны волей, есть, конечно, ничто; но и, наоборот, для тех, в которых воля обратилась и отреклась от себя, для них этот наш столь реальный мир, со всеми его солнцами и млечнымиИсповедь, страница 1Исповедь, страница 2Исповедь, страница 3Исповедь, страница 4Исповедь, страница 5Исповедь, страница 6Исповедь, страница 7Исповедь, страница 8Исповедь, страница 9Исповедь, страница 10Исповедь, страница 11Исповедь, страница 12Исповедь, страница 13Исповедь, страница 14Исповедь, страница 15Исповедь, страница 16Исповедь, страница 17Исповедь, страница 18Исповедь, страница 19Исповедь, страница 20Исповедь, страница 21Исповедь, страница 22Исповедь, страница 23Исповедь, страница 24Исповедь, страница 25Исповедь, страница 26Исповедь, страница 27Исповедь, страница 28Исповедь, страница 29Исповедь, страница 30Исповедь, страница 31Исповедь, страница 32Исповедь, страница 33Исповедь, страница 34Исповедь, страница 35Исповедь, страница 36Исповедь, страница 37Исповедь, страница 38Исповедь, страница 39Исповедь, страница 40Исповедь, страница 41