или насилие. Даже исследовательские, вроде бы делу контакта должные служить программы, и те являются одиозным воплощением идеологии высшей расы, идеологии дремучего антропоцентризма. Ученые, пытающиеся найти хоть какой-то контакт с животными, не представляют, за весьма редкими, счастливыми исключениями, другой основы для взаимопонимания, кроме как на своих собственных, человеческих началах. Сколько лет пытались научить дельфинов английскому языку? А бесплодное насилие над шимпанзе, которым столь же безапелляционно вдалбливали свою, человечью логику? И когда произошел прорыв, это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Убежденность в незыблемости границы между высшим и низшим оказалась сильнее. И весь спектр реакций научной общественности опять уложился в привычный диапазон от не может быть! до старой песни про рефлексы, подражание, дрессировку.
А в обезьяннике происходили удивительные вещи: американские ученые сделали попытку обучения обезьян языку глухонемых, и эта попытка увенчалась успехом. Они создали для детенышей обезьян условия, подобные тем, в которых живут и воспитываются человеческие дети глухонемых родителей. Работа, проводимая в течение нескольких лет, дала целый ряд весьма любопытных результатов. Число усвоенных слов, включая не только знаки предметов, но и некоторые абстрактные понятия, достигало нескольких сотен, и обезьяны довольно бойко объяснялись со своими учителями на языке жестов. Ученый мир, однако, выразил недоверие к этим результатам, выразившееся в обычном их толковании как имитации обезьяной тех слов и выражений, которые применял исследователь в разговоре с ней. После этой критики был поставлен необыкновенно интересный и остроумный опыт. В ходе эксперимента в одну клетку были помещены 13-летняя шимпанзе Уошу, уже обладавшая солидным словарным запасом, и десятимесячный детеныш Лули. В общении с ним Уошу использовала многие сотни слов, усвоенные за многолетнюю учебу. Руководствуясь какой-то непонятной логикой, Уошу сразу же стала обучать Лули слову приходить. Сидя напротив Лули, Уошу сделала соответствующий жест и притянула детеныша к себе. Она повторяла с ним урок в течение пяти дней. Через неделю Лули, к изумлению исследователей, впервые использовал выученное слово.
Между тем Уошу продолжала обучение. Громкими криками она выражала чувство голода, подтверждая свое требование знаком пища.
Лули сидел рядом и удивленно смотрел на нее. Уошу силой заставила его сделать знак, обозначающий пища, поднеся его руку ко рту. Лули научился использовать и это слово. Ученик Уошу быстро делал успехи, и к трехлетнему возрасту его словарь составил 28, а еще через 2 года - 47 слов.
Много можно было бы еще рассказать о таких экспериментах и их впечатляющих результатах, однако на меня наибольшее впечатление произвел один грустный эпизод, который не планировался как эксперимент и который говорит о гораздо большем, чем все хитросплетение экспериментальных методик.
Вместе с Коко, одной из обезьян, прошедших обучение языку глухонемых, жила кошка - ее подруга, с которой у Коко была нежная и теплая дружба. Однажды кошка заболела и ее перевели в другое помещение, где она умерла. Когда Коко на языке жестов сообщили об этом, она заплакала...
Общение может быть налажено и с существами, которые, как считается, стоят намного ниже наших ближайших родственников - обезьян - на лестнице классификации. Есть интересное сообщение о краснохвостом попугае Алексе, живущем в Падуанском университете, Италия. Вопреки распространенному мнению о попке-дураке, Алекс, которого этолог И. Паперберг за 6 лет обучил основам общения с человеком, знает названия более 50 предметов. Он умеет попросить любой предмет или отказаться от него.
Итак, сознание, разум, эмоции оказываются вовсе не уникальным явлением и на Земле. Они обычны и обыденны, как облака, дождь, смена дня и ночи, зимы и лета. Природа не роскошествует множеством причин, и разум того или иного свойства, разум несопоставимый, разум, измерение которого не допускает ступеней и степеней, царит на Земле. Вообще, разум как явление, по-видимому, относится к той категории, внутри которой невозможны никакие доступные для нашей логики сравнения, и человеку необходимо учиться принципиально новому для него способу оценок - без сравнения и сопоставления. Сейчас мы оцениваем чужой разум со своей, человеческой точки зрения и сравниваем его со