Михаил Белов

Иисус Христос или путешествие одного сознания

бы отпарировать удар, чтобы избежать той боли, которая неизменно следовала за безобидными на вид словами, которые говорил мой собеседник. Но я не мог почувствовать, когда мне наносится удар, так как боль от него проявлялась позднее, а когда удар был явным, мои попытки ответить чаще всего вызывали усмешку. Тем не менее шарахаться от людей, я считал ниже своего достоинства. Но было 2 или 3 человека, встречи с которыми несли мне внутреннее содрогание.

Один парень жестоко избил свою подругу, к которой у меня было чувство, большее, чем к остальным женщинам. Я не мог ему этого простить из-за отношения к ней, хотя к нему я чувствовал дружеское отношение. Более того, все встречи с ним несли ка- кую-то особенную боль, от которой я не знал как защититься.

Другая девушка обладала сильной энергетикой и говорила при встрече: Приветик, нанося мне этим удар не только самим приветствием, посколько я не знал как на него отвечать. Я здоровался всей душой. Если я говорил: Здравствуй, - чувствовал себя обделенным и разделенным этим ее приветиком надвое. Если я думал не ответить - была боль от собственной грубости и мыслей, что причиню ей обиду. Я разрывался в поисках выхода из этой ситуации. Она не восполняла энергию, тратимую мной на приветствие.

Однажды я ей сказал: У тебя приветик или привет? После кратковременного выяснения отношений какой-то компромисс в душах был найден.

Гурджиев работал со своей группой с помощью глубоких иррациональных методов. Однажды он использовал один метод, который он называл методом остановки. Например, вы находитесь рядом с ним, и вдруг он говорит: Стоп! Тогда каждый должен остановиться каким есть. Замереть в том положении, в каком их застала команда. И никакого движения! Этот метод на чинается с тела. Если нет движения в теле, вдруг пропадает движение в уме. Ум и тело связаны: нельзя сделать движение те лом без какого-либо внутреннего движения ума и нельзя полностью остановить тело, не остановив внутреннего движения ума. Тело и ум - не две разные вещи, они одна и та же энергия. Энергия в теле плотнее, чем в уме - различна плотность, различна частота волн, на эта одна и та же волна, один и тот же поток энергии.

Искатели занимались этим упражнением остановки все время в течение одного месяца. Однажды Гурджиев был в своей палатке, а три искателя брели по сухому каналу, в котором не было воды.

Вдруг Гурджиев из палатки крикнул: Стоп! Остановились все на берегу канала. Эти трое, бывшие на дне канала, тоже остановились. И вдруг на них хлынула вода, так как кто-то открыл заслонки. Когда она достигла шей тех, кто стоял на дне канала, один из них выпрыгнул из канала с мыслью: Гурджиев не знает, что случилось. Он в своей палатке и не знает, что в канал потекла вода. Оставаться дальше в канале неразумно. Ос тальные двое остались в канале, пока вода поднималась все выше и выше. Наконец, она достигла их носов, и второй из них подумал: Это - предел! Я пришел сюда не для того, чтобы уме реть. Я пришел,чтобы узнать вечную жизнь, а не потерять эту - и выпрыгнул из канала. Третий остался. Та же проблема встала и перед ним, но он решил остаться, потому что Гурджиев сказал, что это иррациональное упражнение, и если его выполнять ра зумно, весь эффект будет разрушен.

Вода поднялась выше его головы. Но тут Гурджиев выскочил из своей палатки, прыгнул в канал и вытащил его на берег. Он был на самой грани смерти. Но когда он пришел в себя, это был преображенный человек. Он был уже не тем, кто стоял и выполнял упражнение. Он был полностью преображен. Он что-то узнал. Он совершил прыжок.

Такие прыжки в течение лета и осени я совершал практически каждый день, иногда и по 2-3 раза в день: надо, например, было сходить в магазин, когда своя оболочка чувствовалась действительно полевой, а душа разрывалась от однообразия и желания развеяться.

Часто и на иную тренировку я шел, совершая подобный прыжок - как на смерть, не зная останусь ли я живым после этой пробежки или нет. Смена вида физической нагрузки была желанной, рождала лишнюю веру в себя, но не давала гарантий, что в ходе ее принятия со мной ничего не случится. Информацию книги в этом случае я надеялся продиктовать матушке, придя к ней с того света, подобно тому как общается с умершими Ванга или получает информацию от умерших врачей Зе Ариго. Единство того и этого мира для меня было аксиомой. Тем более знание того, что если это дело от Бога - оно не пропадет в любом случае.

По мере написания своего черновика, я стал упрощаться.