Михаил Белов

Иисус Христос или путешествие одного сознания

терпеть не было сил, избавляясь от последних комплексов, приходи- лось вести себя естественно ситуации - на втором дыхании. Комплекс не- полноценности продолжал подпитываться и тем, что я не мог дать ответы на все, что переживал, хотя переживания эти давали мне паранормальный опыт для понимания и других встречаемых явлений, часто не были непри- ятны или неинтересны. Точнее, мое отношение к ним было как у простого человека: если человек здоров - ему все здорово. Все зависело от моего самочувствия.

Когда у человека случается явный срыв, он в своем, даже явно не- завидном положении, начинает искать то, что его реабилитировало бы в первую очередь в собственных глазах. Я начал искать оправдывающую меня причину во внешних обстоятельствах и нашел ее в том, что я отдавал столько энергии людям, что параллельные миры, их живые существа, живу- щие рядом со мной, я поставил в опасное положение. Самих же этих живых существ, я не встречал ни разу. Прочитав у Б. Ш. Раджниша про то, что человеку для познания иррационального опыта необходим прыжок созна- нием в экстремальные обстоятельства, я стал вспоминать из своего не- давнего предбольничного прошлого подобные прыжки. И вспомнил. Это было поздним вечером. Я лежал в постели, готовясь отойти ко сну или уйти в никуда. Я никак не мог оторваться ни от своего тела, ни от голосов.

Павитрин обещал мне помочь. Он руководил моим отделением от тела. Я расслабился и лежал, слушая его команды и голос Светы. Она была его ассистенткой и заинтересованным во мне лицом.

-Готов ли ты, Миша, уйти навсегда во Вселенную?

-Готов,- ответил я, подумав. Делать ведь мне больше было нечего в моем состоянии.

-Готов ли ты забыть всех своих родственников и все свои земные привязаности?

-Готов.

-Я считаю до трех и со счетом три, мы отделяемся от твоего тела.

Раз. Два. Три.

Я оттолкнул от себя все свои мысли и полетел. Мироздание будто начало переворачиваться. Чтобы не вспомнить себя, мне нужно было от- талкиваться от любых мыслей о прошлом земном, чтобы они не родили во мне прежних чувств и привязанностей с ними. И едва я в темноте Вселен- ной касался чего-либо, как немедленно отталкивался от него, прежде чем мог распознать на что я натолкнулся. Иногда это было моим телом, моими глазами. Я касался своих век, и они начинали вздрагивать от моего к ним касания изнутри. Я отталкивался от них, стараясь у себя вызвать к ним отчуждение и их забывание. Я пытался забыть и Землю, и свое тело.

Я слышал лишь один голос Павитрина и разговаривал только с ним. Этот космический полет был романтикой, в которой я забылся. Проснулся я тогда утром в несколько светлом настроении и первое, что меня обрадо- вало - это свежий голос моего космического брата.

Опыт иррационального прыжка у меня был, а это значило, что я прошел духовную инициацию. Это меня успокоило существенно. Какая раз- ница в том, что я побывал в психиатрической больнице, если путь в нее, как и пребывание в ней, позволило мне получить опыт, о котором боль- шинство людей может только мечтать, чтобы стать действительно собой.

Успокоившись, я стал и находить в себе то, что создавало моей душе преимущества по отношению к другим людям.

Возникали следующие вопросы: Если дунуть - изо рта дыхание вылетает минимум на метр. Откуда оно берется, когда голова толщиной см 20? Куда уходят говоримые тобой слова? Что такое память? Если все происходит в настоящем, значит па- мять сказанного должна оставаться вечной. Но ведь последующее я гово- рю, забывая произнесенное, т.е. чистым сознанием. Попытка заострить на этом свое внимание вызвала эффект сороконожки, т.е. конфликт с созна- тельным возвращением сознания в прежний привычный режим работы.

Я чувствовал с обратной стороны носа в голове оборванность ка- ких-то горизонтальных трубчатых структур, которые, может быть, чуть выс- тупали за носовой хрящ в поле действия глаз. Я чувствовал, в этих структурах присутствие индивидуалиностей Светы, Вадима, Славы, в той же последовательности, в какой чаще всего проявлялись их голоса во время психоза, и эти структуры часто определяли мои эмоциональные реакции, когда мне надо было их проявить. Я делал это так, как это сделали бы они, или как собой я воспроизводил их действия во время психоза, когда хотел понять, что они сейчас делают по отношению ко мне или чем зани- маются сами.

Эта оборванность этих структур и моя выписка создавала у меня картину отношения ко мне со стороны врачей, хотя я видел степень их понимания моей души и понимал, что нельзя судить того, кто