дениями многих духовных наставников о необходимости полового воздержа- ния. У шамана -5 жен, с которыми он общается по всем вопросам. Я сидел дома и вспоминал весь разговор. Все было нормально, кроме двух вещей.
Меня начало трясти от воспоминания того, что он сидел передо мной с закрытыми глазами. Его благородство на лице, которое чувствовалось те- перь мной как высокомерие. А закрытые глаза - он ведь закрывал передо мной свою душу. Он специально их закрыл, чтобы не излучать на меня свою энергию через взгляд. Он экономил ее для себя от меня?! А как он шел меня провожать к двери. Он словно крался на цыпочках с соответс- твующим вкрадчивым выражением лица, проявляя отношение ко мне как к дураку. Как к дураку за то, что я всю встречу раскрывал перед ним свою душу, не потребовав взамен у него ни грамма его. Когда он меня прово- жал, я этого не чувствовал, сейчас же это меня секло так, как только могло. Его восклицание после моего рассказа: Ну и врачи! было после всего этого мне пустым комплиментом.
Резко мое отношение к нему переменилось, когда я пробуждающимися чувствами почувствовал, что внутри он остался таким же как был, когда он давал оценку одному поступку Игорю Сатпремову в глаза: Это - ту- пость, не заботясь о его самолюбии во время другой встречи. А там на месте тупости была простая, может быть, ошибка. Главное же, что я по- чувствовал, что он не тот космический вампир, каким он мне представал до сих пор.
Однажды я был приятно поражен: Я-гуманный, - сказал он про се- бя. А однажды он мне сказал: Как ты со мной общаешься - ведь у меня внутри - нетронутые глубины. Меня зацепило, что они до сих пор нетро- нутые, когда весь мир перепахан распрями, также как и мой внутренний.
Была середина ноября 93 года. Мы сидели втроем на кухне у Ва- дика. Вадик убеждал меня в какой-то моей несостоятельности: - Ведь ты же знаешь зачем нужна эта пуповина держащая душу привязанной к физи- ческому телу. И никто этого не знает. - Для того, чтобы во время слу- чайного обморока душа самопроизвольно не улетела от тела, - не задумы- ваясь ответил я.
Всю жизнь я принадлежал к средней интеллигенции. Но во время это- го разговора я впервые почувствовал, что дорога в их сознаниях, по крайней мере одного из них, мне в эту социальную прослойку закрыта. Я был теперь ниже их по социальному статусу.
- Миша, в их сознаниях ты теперь просто больной парень (Сознани- ях наших общих знакомых), - сказал друг Вадима. Мне стало дико, что это говорится мне. И почему теперь. Это произошло уже полгода назад. Так как я, несмотря на свои проблемы, чувствововал себя психически абсо- лютно нормальным, я все сказанное отнес в счет говорящего. Его сытое и улыбающееся лицо говорило, что он теперь действительно по другую сто- рону жизни от меня. Только на коне ли он? Я чувствовал себя в гуще жизненных проблем. Они меня провожали домой. Шел спор, в котором они пытались доказать мне какую-то мою несостоятельность, вследствие чего я чувствовал, что ими доказывается моя несостоятельность как личности вообще. Я сопротивлялся как мог, и довольно успешно. Шла война эмоций, - Миша, твой дух ведь ничтожен по сравнению с духом Вадима,- сказал вдруг друг Вадима.
Что бы что-нибудь сказать, я ответил: -Странное у тебя понятие духа.
-Физическое бессознательное, - улыбнулся Вадик. Когда я пришел домой, меня стало трясти мелкой дрожью от такого унижения. Имело бы оно под собой реальную почву. Несмотря на отсутствие необходимой пол- ной физической формы, я чувствовал себя абсолютно духовно свободным, что заменяло мне ее. Очевидная глупость мою злость делала еще сильнее, а слова Вадика и фрагмент его улыбки, подтверждающие слова этого пар- ня, рождали ненависть и к нему. Я понимал что снисходительность в его улыбке несла элемент душевности на некоторую мою непосредственность, прозвучавшую в ответе другу Вадима, но ведь он и так меня не принимал целиком, как нормального. Придя домой, я почувствовал, что в правом полушарии начинается нездоровая вибрация ткани, сопровождающаяся рас- тущей болью. Причинение мне боли на пустом месте делало ее еще силь- нее. Усиливал ее тем более тот объем знаний, который я на тот момент сам не мог охватить, и о существовании которого ни Вадик, ни этот па- рень не подозревали. К этим знаниям я относился просто, а во время встреч разговоры шли или о текучих делах или просто не хватало времени всего рассказать. Если же я начинал рассказывать, то обычно и споры заканчивались моими утверждениями, и они поражались моей эрудиции, но все эти знания на фоне