безграничной сущности, представляя, а потом признавая границы.
В некотором смысле это единственный способ, которым ты можешь познать себя как нечто конкретное.
То, что безгранично, — безгранично. То, что беспредельно, — беспредельно. Оно не может существовать где-то, потому что оно везде. Если оно везде, то оно нигде в частности.
Бог повсюду. Поэтому Бог нигде в частности, потому что, будь Он где-то конкретно, Бог не был бы где-то еще — что для Бога невозможно.
Единственное, что для Бога «невозможно», — это не быть Богом. Бог не может «не быть». Как не может не быть Самим Собой. Бог не может «раз-Божествить» Себя.
Я повсюду, и в этом все. И поскольку Я везде, Я — нигде. А если Я НИГДЕ, то где Я?
СЕЙЧАС ЗДЕСЬ6.
Мне это нравится! Ты уже говорил это в первой книге, но мне это нравится, поэтому я не стал прерывать Тебя.
Очень любезно с твоей стороны. Теперь ты стал понимать лучше? Ты видишь, что ты создал свои представления о «верном» и «неверном», просто чтобы определить, Кто Ты Есть.
Ты видишь, что без этих определений — границ — ты — никто?
И видишь ли ты, что, как и Я, ты продолжаешь менять границы по мере того, как меняешь свои Идеи о том, Кто Ты Есть?
Да, я понимаю, о чем Ты говоришь, но мне кажется, что я не очень-то изменил границы — свои собственные личные границы. Для меня убивать всегда было плохо. Для меня красть всегда было плохо. Обижать другого всегда было плохо. Основные понятия, которые управляют нашими действиями, оставались неизменными с начала времен, и большинство людей с ними согласны.
Тогда откуда берутся войны?
Потому что всегда находится кто-то, кто нарушает правила. В любом стаде найдется паршивая овца.
То, что Я собираюсь тебе сказать здесь и далее в книге, некоторым людям может показаться трудным. Оно разрушит многое из того, что сейчас у вас считается истиной. Но Я не могу позволить вам продолжать жить и дальше с такими представлениями. Этот диалог должен сослужить вам добрую службу. Так что теперь, во второй книге, мы должны напрямую встретиться с этими понятиями. На некоторое время нам предстоит негладкий путь. Ты готов?
Думаю, что да. Спасибо за предупреждение. О чем же столь драматичном или трудном для понимания Ты собираешься мне рассказать? Я намерен сказать тебе следующее: «паршивых овец» не существует. Есть только люди, которые не согласны с твоей точкой зрения на вещи, люди, которые строят иную модель мира. Я намерен сказать тебе:
Нет людей, которые делают что-либо неуместное исходя из своей модели мира.
Значит, их «модель» — полная неразбериха. Я знаю, что верно, а что неверно. И если другие люди этого не знают, а я знаю, то это не значит, что я сумасшедший. Это они сумасшедшие!
Прости, но Я должен сказать, что именно из-за такого отношения начинаются войны.
Я знаю, знаю. Я сказал это намеренно. Просто я повторил здесь то, что много раз слышал от других людей. Но как я могу ответить таким людям? Что я мог бы. им сказать?
Ты мог бы им сказать, что идеи людей о «правильном» и «неправильном» меняются — и изменились — вновь и вновь от культуры к культуре, от одного периода времени к другому, от религии к религии, от места к месту... даже от семьи к семье и от личности к личности. Ты мог бы в качестве примера отметить, что было время, когда многие считали «правильным» сжигать людей на костре за колдовство, а теперь это считается «неправильным».
Ты мог бы сказать им, что определение того, что «правильно» и что «неправильно», зависит не только от времени, но и от простой географии. Ты мог бы обратить их внимание на тот факт, что некоторые виды деятельности на вашей планете (например, проституция) являются нелегальными в одном месте, в то время как стоит пройти чуть дальше — ив другом месте то же самое оказывается разрешенным. Поэтому суждение о том, натворил ли человек что-то «плохое», зависит не от того, что этот человек совершил на самом деле, а где он это сделал.
Сейчас Я хочу повторить то, что Я говорил в Книге 1. Я знаю, что некоторым понять это было очень и очень трудно.
Гитлер попал на небеса.
Не уверен, что люди готовы воспринимать такое.
Цель этой книги, как и всех книг трилогии, которую мы создаем, в том, чтобы вызвать готовность — готовность к новой парадигме, новому пониманию, более широкому взгляду, более грандиозной идее.
Ну, мне придется