У. Л. Уилмхерст

Масонское посвящение

про себя пилигрима Дж. Баньяна, несшего на спине

неподъемную ношу, которая сама упала на землю, как только он достиг вершины

заветной горы. Но я не смел даже надеяться на то, что со мною может произойти

нечто подобное, и потому не ожидал чуда. И снова я воззвал к своему внутреннему

другу и наставнику, умоляя его прийти мне на помощь, но на этот раз он вовсе не

удостоил меня ответом.

Устав и телом и разумом, я влачил свою ношу, ставшую теперь почти непосильной,

пока не наступили сумерки, и тогда сбросил ее вниз, в заросли вереска и

папоротника, чтобы хоть немного отдохнуть; и, преклонив голову на тот же самый

камень — мой камень судьбы, — забылся мертвым сном вконец измученного человека.

II

Я спал, но сердце мое бодрствовало.

Даже во сне я продолжал осознавать происходящее: мне было приятно чувствовать,

что я сплю, что мое усталое тело и мозг обрели, наконец, покой и что я сам — мой

освобожденный и ничем не сдерживаемый интеллект — могу теперь действовать

независимо от них. О, блажен покой осознанного сна! — как бы парадоксально это

ни звучало.

И хотя я помнил, что моя бедная голова и изможденный мозг покоятся на жестком

камне, он с каждой минутой казался мне всё более мягким и вскоре уподобился

набитой нежнейшим пухом подушке, завернутой к тому же в прекраснейшую ткань,

белоснежную, прохладную и пропитанную ароматом лаванды. Но и это еще не всё: мой

камень начал вибрировать — по нему побежали волны отчетливой, целительной

вибрации. А еще он начал источать приятные запахи, а еще — издавать звук.

Негромкие, но величественные напевы, доносившиеся как будто издалека,

смешивались с благоуханными ароматами, идеально дополняя друг друга; вернее

будет сказать, что они звучали в унисон — мелодичные ароматы, благоуханная

музыка!

Радостное предчувствие охватило меня, и я открыл глаза. Темнота уже отступила.

Всё вокруг было залито мягким золотистым светом, на фоне которого то и дело

вспыхивали, подобно молниям, яркие зарницы, розовые и иных цветов, еще более

чистых, чем радуга. И земля, на которой я лежал, превратилась из унылой

вересковой долины в ровную, чуть волнистую поверхность приятного фиолетового

цвета, словно я проник сквозь темно-синий купол ночного неба и улегся на его

верхней, освещенной солнцем стороне.

Я поднялся и посмотрел вокруг. Рядом с собою я увидел незнакомца, в котором

сразу же инстинктивно признал своего прежде невидимого друга и Брата, скрытого

внутреннего наставника, к которому я часто обращался за советом. Я даже не

предполагал, что он окажется настолько величественным и прекрасным существом.

Локоны сияющих, похожих на языки пламени волос обвивали его благородную голову,

и ноги его тоже окружал, подобно крылатым сандалиям, яркий, но не обжигающий

огонь. Он был облачен в белые одежды, которые, казалось, не надеты, но

составляют с ним единое целое. Его шею и пояс украшали — к моему безмерному

удивлению — мерцающие золотым и голубым блеском облачения Мастера Великой Ложи.

В одной руке он держал длинный кристаллический скипетр, подобный жезлу дьякона,

а в другой — золотой тирс, кадуцей.

Наши взгляды встретились, и мы улыбнулись друг другу. Я понял, что он здесь уже

давно, только не хотел будить меня и ждал, когда я как следует отдохну.

— Где мы? — спросил я.

— Это Aula Latomorum!

— Дворец франкмасонов! — мысленно перевел я его слова и так же мысленно добавил

про себя по привычке: — Грейт-Куин-стрит, Лондон, Вест-сайд, 2. Однако это явно

не Лондон! — Я заметил, что мой друг прочел мои мысли, хотя я и не высказал их

вслух.

— Да, это не Лондон, — подтвердил он. — То место находится теперь намного ниже и

очень далеко. И дело здесь даже не в расстоянии, но скорее в состоянии — в

состоянии сознания.

— Тогда где же я?

— В Aula Latomorum, в Верховной Вселенской Ложе всех Строителей Духа, которую ты

до сих пор называл Великой Верховной Ложей. Здесь приготовительные покои для

новоприбывших.

Услышав это, я начал возражать: я говорил, что пока не готов, что еще не

заслужил права находиться здесь. Но он остановил меня и сказал: «Ты ходил,

искал, спрашивал, хотя и сам не знал об этом. И потому снискал себе право быть

сюда допущенным. Твои поиски мудрости, твоя непреходящая жажда Света не остались

незамеченными, ибо здесь есть Око, которое никогда не спит и не дремлет. Твои

неуверенные шаги на пути к истине отдавались здесь стуком в двери святилища, все

более громким и настойчивым — и вот теперь эти двери открыты