возвыситься до великого и конечного креста
преображения, на котором ныне висел я, дабы проследовать далее к немыслимым
высотам нового, более совершенного мира.
Посреди маленького и мрачного, суетного и ограниченного нижнего мира я увидел и
своих Братьев-Каменщиков — членов символического Ордена. Собравшись в своих
Ложах, они истово твердили заученные ритуалы, поправляя друг друга, если кто-то
неточно или не вовремя произносил важное, на их взгляд, и способное повлиять на
конечный результат церемонии слово. А иных я увидел за банкетными столами, под
хлопки открывающихся бутылок шампанского произносивших здравицы в адрес своих
коллег, восхваляя добродетели масонства, крича: «Пусть не увядает Мастерство!» и
воспевая «мистическую связь», сплачивающую (причем намного теснее, нежели они
сами полагают) всё сущее в мире и побуждающую нас строить храм, о котором,
впрочем, мало кто из них имеет хоть сколь-нибудь определенное представление.
Темнота вокруг меня тем временем сгустилась еще больше (если, конечно,
непроглядную темень можно было сделать еще непрогляднее) и вдруг... показалась
мне долгожданным светом. Моя способность чувствовать и страдать окончательно
истощилась, и боль моя отступила, став вдруг мерилом радости. Я воспринял сие
как должное, ибо знал, что эти противоположности суть разные полюса одного и
того же явления и потому их несовместимость условна; и наше восприятие этих
полярных крайностей, как правило, навязано нам окружающей средою. Но не к этому
свету и не к этой радости я стремился — ведь они были связаны с ощущением,
желанием и мыслью. Я же пытался достичь еще более глубинного уровня,
превосходящего любое чувство, любую мысль и любое желание; я стремился достичь
универсального Духа, дабы воссоединить с ним собственную волю.
Но в конце концов все чувства во мне умерли, и я не испытывал более ни радости,
ни страданий. Умерло и желание, и меня перестало волновать мое будущее — я
воспринял бы его одинаково спокойно, каким бы радостным или, напротив, ужасным
оно ни было. Позже всех умерла мысль, ее последние искорки постепенно погасли, и
осталась лишь абсолютная, застывшая пустота. От меня же не осталось ничего,
кроме мятущегося духа, который пытался родиться, но не мог. Это и была нулевая
точка негативного сознания — тот рубеж, за которым остается только вечное НЕТ и
где нет ничего, даже Бога.
Элои, Элои! Лама Савахфани!
VIIЯ все-таки воскрес — я и уже не я — и увидел Свет, новый, невыразимый Свет,
который был больше чем просто свет, потому что это была сама жизнь —
имперсональная жизнь, где отсутствует категория личности, жизнь во Вселенском
Духе Света:
«Свет необычный, несравненный и столь яркий,
Что самый свет он может осветить;
Неизъяснимый ни одним языком!»
И в тот же миг ветка акации, возложенная на мою голову, расцвела чистым золотым
цветом.
Никакой язык не сможет, и ни одно перо не дерзнет описать сей осознанный отдых
души, достигшей Бога, — этот «сон в Свете», как называли его египтяне, этот
равноправный союз конечного объекта с бесконечным Субъектом, это нирваническое
поглощение очищенного пламени человеческого духа огнем Божественного Разума;
растворение человека-капли в океане Чистого и Безграничного, которое есть Ничто,
но без которого ничего бы не было; это имперсональное, но осознанное состояние,
достижимое только тогда, когда всякая деятельность, все чувства и все ощущения
сведены к нулю и когда неугомонный разум наконец успокаивается, переставая
мыслить. Тогда душа, уподобившаяся младенцу, покоится на обнаженной груди Духа,
о котором сказано:
«Я — Тишина, что звука всякого сильней.
Себя обрящет тот, кто затерялся в ней!
Я — Океан Безбрежный и Бездонный.
Опору ищешь ты, но тонешь тем верней!»
То, что прежде казалось беспросветным мраком, превращается в безбрежное море
ласкового света, наполненного жизнью — море живого света, море светлой жизни. И
я увидел вокруг себя бесчисленное множество Сыновей Вдовы — Божиих
Мастеров-масонов, Повелителей Мудрости и хранителей тайн Высочайшего, чье
вдохновение чрез них передается Геометрам и Архитекторам нижестоящих уровней,
превращающим эти абстракции в конкретные планы строительства, развития и
разрушения миров. Но сии могущественные Мастера были по виду не более чем пена,
взбиваемая волнами на поверхности Вселенского потока Жизни.
Я понял, что на всем протяжении моей агонии эти великие Сыновья были рядом со
мною, но я не мог видеть