У. Л. Уилмхерст

Масонское посвящение

фонд, развившийся с тех пор в целую сеть связанных с Орденом

благотворительных учреждений.

За последующие с тех пор полстолетия численность Ордена выросла настолько, что

встал вопрос о создании центральной штаб-квартиры. И вот, майским днем 1775

года, с соблюдением множества церемоний был заложен краеугольный камень того,

что является ныне лондонским Дворцом франкмасонов. Несмотря на то, что в Орден

были допущены люди, плохо подготовленные к восприятию масонской науки,

вследствие чего уровень понимания сей науки становился год от года все более

низким, элементы ее первоначальной трактовки все-таки сохранялись, что следует

из описания некоторых ритуалов, коими сопровождалось это знаменательное событие.

Так, например, в краеугольный камень была вмонтирована пластина, призванная

увековечить акт начала строительства: на ней, помимо описания самого события,

начертаны имена тогдашнего Великого Мастера, его помощника и Верховных

смотрителей; далее следует утверждение небесного происхождения масонства —

«descendit e coelo»; и завершает текст таблички написанный по-гречески афоризм

Солона: «Познай себя». Во время религиозной службы, проводившейся по случаю

закладки камня, исполнялась торжественная песнь, восхваляющая Великого

Архитектора:

«Кто силой таинства, сошедшего с небес,

Расти позволил душам человеков...»

А в специально сочиненной по случаю торжества оде о новой Aula Latomorum

говорилось:

«Здесь истинная вера познается, Афинская мораль преподается

И то великое Хирамово преданье,

Как хаос был преобразован в мирозданье».

Уже из одних только этих отрывочных примеров ясно, что, по крайней мере, для

некоторых ведущих его представителей масонство по-прежнему оставалось тайною

наукой строительства собственной души, и что великая центральная легенда и миф,

входящие в традиционную историю, изучаемую на третьей ступени, не связаны ни с

каким периодом и ни с какими событиями земной истории, но повествуют о

космических событиях метафизического и мистического характера. И опять же, во

введении к Уставу 1784 года ясно сказано, что практическую работу строителей

следует рассматривать только как прелюдию к деятельности теоретического

масонства; что история практического масонства не так важна, поскольку, когда

теоретическое масонство оформилось как особое сообщество, наука перестала

нуждаться в таком подспорье, как практическое строительство; и что теоретическая

масонская деятельность носит индивидуальный мистический характер, поскольку

подобна возведению пирамиды, «стремящейся достичь вершины совершенства, всегда

укрытой слоем облаков от нескромных взглядов вынужденной оставаться внизу

разношерстной толпы».

Когда строительство Дворца франкмасонов закончилось (это случилось 23 мая 1776

года), он был, опять-таки с соблюдением всех церемоний, торжественно посвящен

служению трем целям: во-первых — масонству, во-вторых — добродетели и в-третьих

— вселенскому милосердию и благотворительности. И последняя из трех названных

целей в последующие голы явно заняла доминирующее положение (во всяком случае,

по отношению к первой). Орден превратился в огромную благотворительную

организацию, оказывающую материальное вспомоществование своим нуждающимся членам

и их родственникам, и с этой задачей великолепно справляется, что служит

предметом вполне заслуженной гордости для многих добрых Братьев, которые ничего

более не знают и не желают знать о масонстве и его изначальном и подлинном

предназначении — быть школою духовной науки — и потому рассматривают свое

членство в масонском Ордене только как престижный атрибут общественной жизни и

поддерживают свои контакты с ним, руководствуясь исключительно филантропическими

мотивами.

Из всего вышесказанного можно заключить, что хотя до 1717 года состав Братства и

был до крайности пестрым, понимание сути масонства оставалось гораздо более

возвышенным, нежели в последующие времена, когда Орден приобрел официальный

статус и вырос до своих нынешних огромных размеров. Ведь последующие масоны,

какими бы ни были их добродетели и заслуги в иных сферах деятельности, не могут

называться мистиками — ни теоретическими, ни практическими, коль скоро они уже

не осознавали того, что масонство есть прежде всего наука, требующая самого

серьезного изучения. В отличие от своих предшественников, они не могли со всею

убежденностью сказать о себе:

«С нами масонское Слово и второе зрение».