Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет

Ночное братство

и не пытался заводить разговор о покойном классике

или каких-то событиях, связанных с его пребыванием в Провиденсе. Он вообще

был на редкость немногословен, предпочитая слушать мою довольно бессвязную

болтовню. Возможно, он просто пытался найти новые точки соприкосновения

наших интересов -- по крайней мере, однажды, когда я упомянул о своем

сотрудничестве с местной еженедельной газетой, где я вел колонку

астрономических наблюдений, он заметно оживился и наш разговор, носивший до

сих пор характер монолога, быстро превратился в диалог.

Как я сразу же убедился, мистер Аллан не был новичком в астрономии.

Внимательно следя за ходом моих рассуждений, он то и дело дополнял их

своими, порой крайне оригинальными репликами. Мимоходом, как совершенно

очевидную и не требующую доказательств, он высказал мысль о возможности

космических путешествий и о том, что некоторые планеты нашей Солнечной

системы, а также бесчисленное множество миров в других звездных системах,

населены живыми существами.

-- Человеческими существами? -- переспросил я не без скептической

усмешки.

-- Разве это так обязательно? -- в свою очередь спросил он. --

Уникальна сама жизнь в целом, но уж никак не человек, являющийся всего лишь

одной из ее форм, которых, кстати, на одной только этой планете можно найти

предостаточно.

Я поинтересовался, не приходилось ли ему читать труды Чарльза Форта.

Оказалось, что нет. Он вообще ни разу не слышал об этом ученом, и я по

его просьбе вкратце пересказал некоторые из теорий Форта, упомянув также

фактические сведения, которыми тот оперировал в качестве доказательств своей

правоты. Неоднократно по ходу рассказа я замечал, как мой собеседник слегка

кивает головой, словно соглашаясь; при этом лицо его оставалось абсолютно

бесстрастным. Только один раз он, не удержавшись, вставил короткое

замечание:

-- Да, верно. Этот человек знает, что говорит.

В тот момент речь шла о неопознанных летающих объектах, замеченных над

морем у берегов Японии во второй половине прошлого века.

-- Как вы можете утверждать это с такой уверенностью! -- вскричал я.

В ответ он разразился пространной фразой, суть которой сводилась к

тому, что, мол, всякий ученый, достаточно глубоко проникший в тайны

астрономии, не может не понимать того факта, что наличие жизни на Земле

отнюдь не является чем-то исключительным; если же допустить, что на

некоторых планетах существуют хотя бы примитивные формы жизни, то почему не

пойти дальше и не признать, что на каких-то иных, возможно, более отдаленных

планетах, могут существовать формы жизни, намного превосходящие по уровню

развития земные, и что они могут, освоив межпланетные полеты, установить

постоянное наблюдение за живыми существами на Земле или в иных обитаемых

мирах.

-- Но с какой целью? -- спросил я. -- Чтобы нас завоевать?

-- Высокоразвитым цивилизациям нет нужды прибегать к столь простым и

грубым формам вмешательства, -- сказал он. -- Они наблюдают за нами точно

так же, как мы наблюдаем поверхность Луны или пытаемся уловить радиосигналы

из космоса. Отличие состоит только в том, что масштабы и уровень их

исследований намного превосходят наши.

-- Вы говорите об этом так, будто знаете все из первых рук.

-- Просто я не сомневаюсь в своей правоте. Уверен, что когда-нибудь и

вы придете к сходным заключениям.

-- Может быть, -- сказал я.

-- Вы, судя по всему, считаете себя человеком без предрассудков?..

Не понимая, куда он клонит, я на всякий случай кивнул.

-- ...и сможете отнестись серьезно к некоторым доказательствам, если

они будут вам предъявлены?

-- Само собой разумеется, -- сказал я, но уже с ноткой недоверия,

которая вряд ли ускользнула от его внимания.

-- Отлично, -- сказал он тем не менее. -- В таком случае, если вы

позволите мне и моим братьям посетить ваш дом на Энджел-Стрит, мы беремся

убедить вас в существовании космической жизни -- разумеется, отличающейся от

человека по своему внешнему облику и многократно превосходящей его

интеллектуально.

Уверенность, с которой он говорил, порядком меня позабавила, но я ничем

не выдал своих чувств. Мистер Аллан, как и всякий человек, одержимый

какой-либо бредовой идеей, безусловно, должен был стремиться обратить иных