Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет

Ночное братство

Затем я обратил

внимание на их глаза -- очень темные и совершенно неподвижные, они были

лишены всякого выражения и казались незрячими, однако никто из пришельцев не

испытывал каких-либо затруднений с ориентацией в незнакомой им обстановке.

Чувство, которое я испытал в первые минуты общения, нельзя было в полной

мере назвать страхом; скорее здесь следует говорить о любопытстве с большой

примесью недоумения, ибо я имел дело с чем-то несовместимым не только с моим

прежним жизненным опытом, но и -- тут нет преувеличения -- с самой сутью

человеческой природы вообще.

Все эти мысли промелькнули в моей голове за то время, пока гости

занимали места по периметру полукруга, в центре которого, лицом к себе, они

поместили восьмой стул.

-- Не присядете ли здесь, мистер Филлипс? -- предложил мне тот, кого я

отметил за главного.

Последовав его совету, я немедленно оказался в фокусе четырнадцати глаз

-- именно в фокусе, а не в поле зрения, поскольку все они были направлены не

на меня, а в какую-то одну точку, находившуюся внутри моего тела.

-- Мы собрались здесь, -- сказал мистер Аллан, -- для того, чтобы

предъявить вам определенные доказательства существования внеземной жизни.

Постарайтесь расслабиться и следите внимательно за всем, что сейчас будет

происходить.

-- Я готов, -- сказал я.

Признаться, я ожидал, что они попросят притушить свет, как это обычно

делается во время спиритических сеансов, но ничего подобного не произошло.

Несколько минут мы сидели в полной. тишине -- если не считать тиканья

стенных часов и последних слабых шумов засыпающего за окнами города, -- а

затем послышалось то, что я с некоторой натяжкой мог бы назвать пением. Это

был низкий однообразный гул, постепенно набирающий силу и перемежаемый

членораздельными сочетаниями звуков, которые напоминали слова какого-то

незнакомого мне языка. И сама песня, и манера исполнения -- в минорном

ключе, с тональными интервалами, аналогов которым я не встречал ни в одной

из известных мне мелодических систем -- были явно чужеродными, хотя порой в

них смутно угадывалось нечто экзотически-восточное.

Еще не успев как следует вслушаться в звуки неведомой музыки, я вдруг

ощутил сильнейшее головокружение и слабость во всем теле, лица сидевших

напротив людей поплыли; перед моими глазами и слились в одну огромную

неподвижную маску. По всей вероятности, я был подвергнут своеобразному

гипнотическому воздействию, что, впрочем, не так уж сильно меня встревожило;

в целом мои ощущения нельзя было назвать неприятными, хотя в них постоянно

присутствовал какой-то диссонирующий элемент -- словно пространство,

лежавшее за пределами видимых мною объектов, таило в себе нечто иное,

холодное и неумолимо враждебное. Понемногу стены комнаты, горящая лампа и

все прочие знакомые детали обстановки расплывались и исчезали, и хотя я

по-прежнему сознавал, что нахожусь у себя дома на Энджел-Стрит, одновременно

перед моим мысленным взором все явственнее проступали контуры чужого

далекого мира, отделенного от меня чудовищной бездной пространства и

времени. Наконец, настал момент, когда я как бы балансировал на грани --

казалось, еще немного, и фантастические образы возьмут верх над реальностью,

после чего мое обратное перемещение на Землю станет уже невозможным. Я

сказал "на Землю", потому что открывшийся мне пейзаж был явно не земного

происхождения. Зрелище было воистину величественным, однако оно не вызывало

восторга; из всех испытываемых мною чувств преобладающими являлись страх и

инстинктивное, органическое отвращение.

В самом центре открывшейся мне гигантской пространственной перспективы

располагалась группа однообразных кубической формы сооружений, растянувшихся

по краю глубокой пропасти, на дне которой медленно вращалась светящаяся

фиолетовая масса. Между этими сооружениями сновали фигуры более чем странных

живых существ -- их громадные, переливавшиеся всеми цветами радуги

конусообразные тела достигали высоты десяти футов при столь же широком

основании конуса, толстая складчатая кожа была покрыта подобием чешуи, а из

верхушки конуса выступали четыре гибких отростка, каждый толщиною в фут,

имевших ту же складчатую структуру, что и сами тела. Отростки эти могли

сжиматься почти до минимума и вытягиваться, достигая десятифутовой длины.