Путь к мысу Жирардо шел через незнакомую местность; по мере того, как
поздний дневной свет становился золотистым и каким-то призрачным, я понял,
что должен выбрать направление, чтобы, как я ожидал, достигнуть города до
наступления ночи. Мне совсем не хотелось блуждать в унылом краю низменности
южной Mиссури в темноте, когда ноябрьский холод становился весьма неприятным
для одинокого странника, да еще и по пребывающей в скверном состоянии
дороге. Черные облака сосредоточились на горизонте, и я упорно всматривался
в длинные серые и синие тени, что испещряли плоские коричневатые поля,
надеясь уловить взглядом какой-нибудь дом, где я мог бы получить необходимую
информацию.
Это была заброшенная, пустынная страна, но, наконец, я заметил крышу
посреди группы деревьев поблизости от небольшой речки справа от меня.
Возможно, этот дом находился в половине мили от шоссе, куда,
предположительно, вели какие-либо тропы или дороги, на которые я вскоре мог
бы натолкнуться. В отсутствие другого, более близкого пристанища я решил
испытать там свою удачу и был очень рад, когда в кустарниках на обочине
дороги показались руины оформленных камнем ворот, обрамленных засохшими
виноградными лозами и заросших подлеском, из-за которого я не смог
проследить путь через дальние поля. Проехать на автомобиле здесь было
невозможно, поэтому я аккуратно поставил его возле ворот, где густая зелень
будет защищать его от возможного дождя, и отправился в длительную пешую
прогулку к дому.
Когда я пересекал в собирающихся сумерках заросшую тропу, меня не
покидало какое-то устойчивое нехорошее предчувствие, возможно, вызванное
неприятными гнилостными испарениями, окутавшими ворота и бывшую проезжую
дорогу. Из вырезанных на старых каменных столбах знаков я сделал вывод о
том, что это место было когда-то владением крупного помещика; мне было
хорошо видно, что дорога первоначально проходила меж ограждений из рядов
лип, некоторые из которых уже погибли, в то время как другие потеряли свой
облик среди дикого подроста.
Пока я шел вперед, шипы и колючки яростно цеплялись за мою одежду, и я
начал задаваться вопросом, могло ли это место вообще быть заселенным. Не
напрасно ли я топаю здесь? На мгновение меня соблазнила мысль о возвращении
и попытке отыскать какое-нибудь жилище подальше на главной дороге, когда
впереди показались вызвавшие мое любопытство очертания дома, которые
приободрили мой азарт.
В опоясанных деревьями ветхих руинах, представших передо мной, таилось
какое-то роковое очарование; в нем сквозили изящество и величие прошлой
эпохи Юга. Это был типичный деревянный особняк плантатора классической
постройки начала XIX века, в котором было два с половиной этажа и большой
ионический портик, чьи столбы вздымались вверх, подобно аттическим, и
образовывали треугольный фронтон. Состояние страшного разрушения было
налицо; одна из крупных колонн сгнила и упала на землю, в то время как
верхняя веранда опасно наклонилась. Другие здания, насколько я мог судить,
прежде стояли поблизости от главного.
Пока я взбирался по широким каменным ступеням к низкому крыльцу, где
виднелся вырезанный в стене веерообразный дверной проем, я отчетливо ощущал
какое-то возбуждение. Едва начав зажигать сигарету, я тут же предпочел
воздержаться, когда увидел, насколько сухими и легко воспламеняющимися были
все предметы вокруг меня. Хотя теперь я был уже окончательно убежден в том,
что дом пуст, однако, все же не решался вторгнуться в него без стука.
Поэтому я потянул ржавый железный дверной молоточек до тех пор, пока не смог
сдвинуть его, и, наконец, осторожно постучал - при этом, казалось, весь дом
зашатался и заскрежетал. Никакого ответа не последовало, однако я еще раз
усердно воспользовался нескладным визгливым молотком - настолько, чтобы
рассеять ощущение мрачной тишины и одиночества и пробудить любого возможного
владельца развалин.
Где-то поблизости находилась река, которую я слышал не громче голубей,
и она звучала так, словно текущая вода сама по себе была плохо слышима.
Будучи в каком-то полузабытье, я ухватил и с грохотом открыл древний запор,
после чего решил без обиняков проверить большую шестипанельную дверь. Она
оказалась незапертой изнутри, как я обнаружил через мгновение; и хотя она
застревала и