подальше отсюда, пока имеет место
эта неприятная ситуация. Я хорошо представлял себе Марша и был уверен, что
когда он рано или поздно закончит картину, просто уедет. Мое мнение о чести
Марша было таковым, что я не ожидал какого-то плохого развития этой истории.
Когда он закончит, Марселин позабудет о своем новом безрассудном увлечении и
снова приберет Дени к рукам.
Я написал длинное письмо своему торговому и финансовому агенту в
Нью-Йорке и изложил ему план, согласно которому мой сын будет вызван туда на
неопределенное время. Я попросил агента написать о том, что наши дела
безотлагательно требуют отъезда одного из нас на Восток, и, конечно, моя
болезнь дала ясно понять, что я не могу покинуть дом. Предполагалось, что,
когда Дени приедет в Нью-Йорк, он найдет достаточно дел, которые займут его
на нужный срок.
Схема сработала безукоризненно, и Дени, ничего не подозревая о моем
замысле, отправился в Нью-Йорк; Марселин и Марш сопровождали его в
автомобильной поездке к мысу Жирардо, где он пересел на полуденный поезд в
Сент-Луис. Они возвратились затемно, и пока Мак-Кэйб ставил машину в гараж,
я услышал, как они разговаривают на веранде, сидя в тех же самых креслах
возле высокого окна, где недавно Марш и Денис вели подслушанную мной беседу
на тему портрета. В этот раз я тоже решил узнать, о чем говорят сидящие на
веранде, так что я тихо спустился к переднему окну и затаился на ближайшем
диване.
Сначала я не мог ничего расслышать, но вскоре оттуда донесся звук
перемещения кресла, за которым последовал короткий энергичный вздох и что-то
вроде жалобного нечленораздельного возгласа Марселин. Затем я услышал, как
Марш заговорил странным почти официальным тоном.
"Я был бы рад поработать сегодня вечером, если вы не слишком устали".
Ответ Марселин был столь же жалобным, как и ее недавнее восклицание.
Как и Марш, она заговорила по-английски.
"О, Фрэнк, неужели это все, что вас интересует? Всегда одна работа!
Разве мы не можем посидеть здесь в этом великолепном лунном свете?"
Он ответил с некоторой досадой, в его голосе помимо обычного
артистического энтузиазма промелькнули нотки раздражения.
"Лунный свет! Боже правый, какая дешевая сентиментальность! Для такого
сложного человека, как вы, просто удивительно придерживаться самого
безвкусного вздора, который когда-либо печатался в бульварных романах! При
той возможности соприкасаться с искусством, которая есть у вас, вы думаете о
луне - дешевой, как огни в варьете! Может быть, это заставляет вас думать о
ритуальных танцах вокруг каменных столбов в Аутеиуле? Черт возьми, что у вас
за манера смотреть таким пустым стеклянным взглядом! Но нет - я полагаю, что
теперь вы все это отбросили. Для мадам де Рюсси больше нет магии атлантов
или обрядов змеиных волос! Я единственный, кто помнит древность, явившуюся в
храмах Танит и отобразившуюся на валах Зимбабве. Но я не буду увлекаться
этими воспоминаниями - они выразятся в одной вещи на моем холсте, вещи,
которая вызывает изумление и кристаллизует тайны 75000 лет..."
Марселин прервала его голосом, полным смешанных эмоций.
"Как раз вы теперь дешево сентиментальны! Вы хорошо знаете, что старые
вещи лучше оставить в покое. Всем вам лучше закрыть глаза, если я
когда-нибудь стану исполнять древние обряды или попробую пробудить то, что
скрывается в Йугготе, Зимбабве и Р"Лайхе. Я думала, что у вас больше
здравого смысла!"
"У вас непорядок с логикой. Вы хотите, чтобы я был заинтересован как
можно красочнее отобразить вас на картине, однако никогда не позволяете мне
видеть то, что вы делаете. Всегда черная ткань поверх этого! Это очень важно
для меня - если бы мне только увидеть..."
Марш сделал паузу, в его голосе чувствовались жесткость и напряжение.
"Нет. Не сейчас. Вы увидите это в надлежащее время. Вы говорите, что
это имеет для вас значение - да, так и есть, даже больше. Если бы вы знали,
вы бы не были столь нетерпеливы. Бедный Дени! Боже мой, как мне жаль!"
Мое горло внезапно пересохло, в то время как их лихорадочные голоса
сделались оглушительно громкими. Что имел ввиду Марш? Неожиданно я увидел,
что он прервал разговор и вошел в дом в одиночестве. Я услышал, как хлопнула
парадная дверь, и его шаги раздались на лестнице. С веранды