очень похоже на этот, часто исходили из одного и того же источника.
Это была Софонисба, старая сморщенная зулусская ведьма, которая заискивала
перед Марселин, выкрикивая из своей хижины те же слова, что теперь венчали
эту кошмарную трагедию. Мы оба могли расслышать некоторые фразы, которые она
произносила воющим голосом, и поняли те загадочные исконные вещи, что
связывали эту дикую колдунью с другой наследницей древних тайн, только что
убитой. Часть слов, которые она использовала, выдавали ее приверженность
демоническим традициям забытых эпох.
"Иэ! Иэ! Шуб-Ниггурат! Йа Р"Лайх! Н"гаги н"булу бвана н"лоло! Йа, йо,
бедная Миссис Танит, бедная Миссис Изида! Марсе Клулу, появись из воды и
забери свою дочь - она умерла! Она умерла! У волос больше нет никакой
хозяйки, Марсе Клулу. Старая Софи, она знает! Старая Софи, она получила
черный камень из Большого Зимбабве в старой Африке! Старая Софи, она
танцевала в лунном свете вокруг камня крокодила до того, как Н"бангус поймал
ее и продал на корабль, перевозящий людей! Нет больше Танит! Нет больше
Изиды! Нет больше женщины-ведьмы, которая бы хранила огонь горящим в большом
каменном месте! Йа, йо! Н"гаги н"булу бвана н"лоло! Иэ! Шуб-Ниггурат! Она
умерла! Старая Софи знает!"
На этом вопль не закончился, но это все, на что я смог обратить
внимание. Выражение лица моего сына говорило о том, что это напомнило ему о
чем-то ужасном, и мачете, сжатое в его руке, не сулило ничего хорошего. Я
знал, что он был в отчаянии, и прыгнул на него, чтобы разоружить его прежде,
чем он смог бы натворить беду.
Но я опоздал. Старик с больным позвоночником не способен на многое.
Между нами произошла упорная борьба, длившаяся много секунд, но он все-таки
заколол себя. Я не уверен, но, кажется, он пытался убить и меня. Его
последние слова, произнесенные задыхающимся голосом, касались необходимости
уничтожить все, что было связано с Марселин - кровью или браком.
V
Больше всего меня тогда поразило то, что я не сошел с ума в тот момент
или спустя часы. Передо мной лежало мертвое тело моего сына - единственного
человека, о котором я должен был заботиться, а в десяти футах, возле
окутанного мольберта, находился труп его лучшего друга, обмотанный ужасным
безымянным локоном. В нижней комнате лежал оскальпированный труп
женщины-чудовища, относительно которой я был готов поверить чему угодно. Я
был слишком ошеломлен, чтобы пытаться проанализировать правдивость рассказа
о волосах - и даже если бы я не был так шокирован, этого мрачного воя,
исходившего из хижины тети Софи, было достаточно, чтобы снять все сомнения.
Если бы мне хватило мудрости, я бы сразу выполнил то, о чем просил
бедный Дени - то есть сжег картину и обвившие тело Марша волосы, не проявляя
к ним любопытства - но я был слишком возбужден, чтобы проявить мудрость.
Кажется, я долго бормотал какой-то вздор над моим мальчиком, а затем
вспомнил, что ночь уже заканчивается, и вскоре с наступлением утра
возвратятся слуги. Было ясно, что нужно как-то объяснить им этот инцидент, и
я решил, что должен спрятать все его мрачные свидетельства и выдумать
какую-нибудь историю.
Тот моток волос вокруг Марша представлял собой кошмарную вещь. Пытаясь
проткнуть его мечом, снятым со стены, мне показалось, что я почти ощущаю,
как он еще сильнее сжимает кольца на мертвом человеке. Я не посмел коснуться
его - и чем дольше я рассматривал, тем более ужасные особенности замечал в
нем. Одна особенность подала мне начальную идею. Я не стану говорить о ней -
но это частично объясняло необходимость в питании волос подозрительными
маслами, как это всегда делала Марселин.
Наконец, я решил захоронить все три тела в подвале, засыпав их
известью, которая находилась на складе. Это была ночь адской работы. Я вырыл
три могилы; для моего сына подальше от двух других, поскольку я не хотел,
чтобы он находился поблизости от тела этой женщины или ее волос. Я сожалел,
что не смог оторвать локон от несчастного Марша. Это было ужасно, когда я
укладывал их в могилы. Я использовал одеяла, чтобы перетащить женщину и
бедного парня с прядью волос вокруг тела. Затем я принес два барреля извести
со склада. Бог, вероятно, придал мне силу, поскольку я не только перенес их
в погреб, но и без затруднений