замечательного
времени.
Дождь полил с еще большей силой, и толстые струи воды заколотили по
хилой крыше, стенам и окнам. Через тысячу щелей внутрь проникали
многочисленные капли. Из незакрытых мест на пол просачивалась вода, и
разыгравшийся ветер с грохотом сотрясал прогнившие, свободно болтающиеся на
петлях ставни. Но я не замечал ничего этого, поскольку рассказ джентльмена
продолжался. Хозяин намеревался показать мне комнату для сна, но побуждаемый
мной к воспоминаниям, сдался и продолжил повествовать о лучших былых днях. Я
понял, что скоро, наконец, узнаю, почему он уединенно жил в этом старом доме
и почему его соседи полагали, что здесь есть что-то нежелательное и опасное.
Когда он говорил, его голос приобрел поразительную мелодичность, и вскоре в
его рассказе произошел такой поворот, который не оставил мне никакой
возможности даже думать о сне.
"Да, Берег реки был построен в 1816 году, а мой отец родился в двадцать
восьмом. Наверное, он прожил бы больше века, если бы не умер таким молодым -
настолько молодым, что я едва помню его. В шестьдесят четвертом он, будучи
сторонником старых порядков, завербовался в Седьмой луизианский пехотный
полк и позже погиб на войне. Мой дед был уже слишком стар, чтобы сражаться,
однако прожил до девяноста пяти лет и помогал моей матери заботиться обо
мне. Следует отдать им должное - они дали мне хорошее воспитание. В нашей
семье всегда была сильная традиция, обостренное чувство чести, и дед сделал
все для того, чтобы я вырос таким же, как и все де Рюсси - поколение за
поколением, начиная с Крестовых походов. После войны мы не были полностью
разорены и смогли обеспечить более или менее сносное существование. Меня
приняли в очень хорошую школу Луизианы, а позже в Принстон. Затем я
унаследовал плантацию в довольно приличном состоянии, хотя вы сами видите,
во что она теперь превратилась.
Моя мать умерла, когда мне исполнилось двадцать лет, а дед скончался
двумя годами позже. Мне было очень одиноко без них, и в восемьдесят пятом я
женился на отдаленной кузине из Нового Орлеана. Все могло быть иначе, если
бы и она не умерла столь рано, когда родился наш сын Дени. Затем у меня
остался только Дени. Я не пробовал снова вступить в брак, но решил отдать
все свое время мальчику. Он был похож на меня - настоящий де Рюсси -
темноволосый, высокий и худощавый, и вдобавок с решительным характером. Я
дал ему то же образование, что обеспечил мне дед, но он не нуждался в
избытке знаний, главным для него были вопросы чести и доблести. Никогда я не
видел такого благородства и высоты духа - когда ему было одиннадцать, я едва
помешал ему сбежать на Испанскую войну! Романтичный молодой парень,
преисполненный высоких понятий - теперь вы назвали бы их викторианскими. Мне
никогда не приходилось требовать от него оставить негритянских девчонок в
покое. Я отправил его в ту же школу, где учился сам, а потом и в Принстон.
Он был выпускником 1909 года.
В конце концов, он решил стать врачом, и год проучился в Медицинской
школе Гарварда. Затем он увлекся идеей приобщения к французским истокам
нашего рода и убедил меня послать его в Сорбонну. Я помог ему - и был весьма
горд, хотя меня печалила мысль о том, что я останусь один, пока мой сын
будет жить так далеко отсюда. Боже мой, зачем же я сделал это! Я полагал,
что он достаточно тверд для того, чтобы жить в Париже. У него была комната
на улице Сен-Жак, поблизости от Университета в Латинском квартале; согласно
его письмам и сообщениям друзей, поначалу его жизнь была довольно трудной и
невеселой. Люди, с которыми он общался, в основном были молодыми приятелями
по дому - серьезные студенты и художники, думавшие больше о работе, чем о
крикливых проявлениях и декорациях яркого города.
Однако там было множество личностей, которые находились на своего рода
разделительной линии между серьезными исследованиями и дьявольщиной. Как вы
знаете, многие из этих эстетов - декаденты. Их жизненный опыт и чувства
подобны главам из книг Бодлера. Естественно, Дени был знаком со многими из
них, и немало наблюдал в их жизни. Они вращались во всевозможных
оккультистских кругах - имитация поклонения Сатане, Черных Месс и тому
подобное. Вряд ли большинству из них это приносило много вреда; вероятно,
они в основном забывали все это через год-два.