наступившей тишине слух мой -- вновь и на сей раз безошибочно -- уловил все
те же свистящие звуки. Но если ранее источник их находился где-то позади, в
уже пройденных мной коридорах, то теперь эти звуки шли из темноты мне
навстречу.
Вероятно, у меня вырвался крик -- я больше не мог себя сдерживать.
Смутно помню промелькнувшие стены базальтовой башни и бездонный провал в ее
центре, откуда со зловещим свистом вырывался уже не просто поток влажного
холодного воздуха, но ветер -- свирепый, неистовый, одушевленный ветер.
Помню свой бег по длинным коридорам в нарастающих с каждой минутой
яростных порывах ветра, который хотя и был мне как будто попутным, но на
самом деле препятствовал, а не помогал моему движению; он петлей обвивался
вокруг меня, цепляясь за руки и ноги, сковывая каждый шаг. Не заботясь уже о
поднимаемом мной шуме, я влезал на груды камней, скатывался вниз, скользил и
прыгал почти наугад, не разбирая дороги.
Наконец показалась наклонная галерея -- помню, как луч фонаря метнулся
по машинному залу, и как в следующий миг я вздрогнул и едва не закричал от
ужаса, увидев тот пролет галереи, что спускался в глубину к затаившимся
двумя уровнями ниже черным дырам распахнутых люков. Но на сей раз вместо
крика я принялся вслух убеждать себя в том, что все это только сон, и что я
нахожусь сейчас где-нибудь в лагере или вообще в своем доме в Аркхэме.
Несколько ободренный звуками собственного голоса, я начал быстро подниматься
к выходу на поверхность.
Я знал, что мне еще предстоит пересечь место, где упавший свод пробил
насквозь пол галереи, но, занятый другими мыслями, не задумывался об этом,
пока не подошел почти к самому краю провала. Во время спуска я преодолел его
без особого труда, но теперь я должен был прыгать с нижнего края на верхний;
к тому же я был страшно утомлен и еще нагружен добавочной ношей, а ветер меж
тем все крепче стягивал вокруг меня свою дьявольскую петлю. Я успел лишь
мельком подумать о неведомых существах, таящихся на самом дне этой бездны, и
остановился перед ней, руководствуясь скорее каким-то внутренним чутьем, ибо
луч моего фонаря к этому времени был уже очень слаб.
Практически в ту же секунду до слуха моего донеслись характерные
свистящие звуки, выходившие на сей раз непосредственно из провала в полу, до
которого мне оставалось сделать лишь два-три шага.
Дальше случилось то, что повторялось уже многократно в течение этой
ночи -- я потерял всякую власть над собой, и, движимый только инстинктом
самосохранения, перешагнул через лежавшие между мной и краем провала камни и
с ходу прыгнул вперед. Тотчас все вокруг завертелось в вихре безумных звуков
и я как будто повис в плотных складках тяжелой, осязаемой темноты.
На этом кончаются моя воспоминания как таковые. Дальнейшее следует
относить к области бредовых фантасмагорий, не имеющих ничего общего с
реальностью.
Мне казалось, что я бесконечно долго падаю в черную вязкую бездну; я
слышал звуки, которые не могли принадлежать ни одному из живущих на Земле
существ. Во мне ожили какие-то древние, рудиментарные органы чувств, с
помощью которых я мог воспринимать тот самый лишенный света мир
полуматериальных созданий, чьи базальтовые города возвышались когда-то на
берегах доисторического океана. Без участия слуха и зрения я постигал тайны
этой планеты, недоступные мне в моих прежних снах. В то же время я постоянно
чувствовал, как тугие струи влажного и холодного воздуха сжимают и вертят
меня, словно гигантские пальцы, и слышал нескончаемый вибрирующий свист.
Позднее были видения циклопического города моих снов -- не
разрушенного, а такого, каким он представлялся мне каждую ночь. Я был в
конусообразном, нечеловеческом теле и двигался по коридорам вместе с толпой
представителей Великой Расы или заключенных в их формах других пленных
сознаний.
Далее на эти картины накладывались иные, не визуальные, но тем не менее
вполне отчетливые ощущения -- жестокая борьба, попытки высвободиться из
цепких щупалец ветра, безумный полет сквозь плотную темноту, слепое бегство
по рушащимся подземным ходам. Один раз промелькнул было намек на свет --
какое-то слабое голубоватое сияние высоко вверху. И вновь я взбирался по
крутому каменистому склону, вырывался из бешеных объятий ветра, пролезал в
узкое отверстие навстречу бледному