Говард Лавкрафт

Хребты безумия

либо находились в

негодном состоянии.

Около четырех часов дня, совершив облет местности на небольшой высоте в

надежде отыскать Гедни и убедившись, что он бесследно исчез, мы послали на

"Аркхем" осторожное, обдуманное сообщение. Полагаю, благодаря нашим

стараниям оно получилось спокойным и достаточно обтекаемым, поскольку все

сошло как нельзя лучше. Подробнее всего мы рассказали о волнениях наших

собак при приближении к загадочным находкам, что и следовало ожидать после

донесений бедняги Лейка. Однако, помнится, не упомянули, что они приходили в

такое же возбуждение, обнюхивая странные зеленоватые камни и некоторые

другие предметы среди всеобщего развала в лагере и на месте бурения:

приборы, самолеты, машины были разворочены, отдельные детали сорваны

яростным ветром -- казалось, и ему не чуждо было любопытство.

О четырнадцати неведомых тварях мы высказались очень туманно. И это

простительно. Сообщили, что на месте оказались только поврежденные

экземпляры, но и их хватило, чтобы признать описание бедняги Лейка абсолютно

точным. Было нелегко скрывать. Наши истинные эмоции поэтому поводу, а также

не называть точных цифр и не упоминать, где мы обнаружили вышеназванные

экземпляры. Между собой мы уже договорились ни словом не намекать на

охватившее, по-видимому, группу Лейка безумие. А чем еще, как не безумием,

можно было объяснить захоронение шести поврежденных тварей -- в стоячем

положении, в снегу, под пятиугольными ледяными плитами с нанесенными на них

точечными узорами, точь-в-точь повторяющими узоры на удивительных

зеленоватых мыльных камнях, извлеченных из мезозойских или третичных

пластов. А восемь цельных экземпляров, о которых упоминал Лейк, сгинули

бесследно.

Мы с Денфортом постарались также не будоражить общественное мнение,

сказав лишь несколько общих слов о жутком полете над горами, которое

предприняли на следующее утро. С самого начала было ясно, что одолеть эти

высоченные горы сможет только почти пустой самолет, поэтому на разведку

полетели лишь мы двое, что спасло других от немыслимых испытаний. Когда мы в

час ночи вернулись на базу, Денфорт был на грани истерики, но кое-как держал

себя в руках. Я легко убедил его никому не показывать наши записи и рисунки,

а также прочие вещи, которые мы попрятали в карманы, и повторять всем только

то, что мы: решили сделать достоянием общественности. И еще -- подальше

упрятать пленки и проявить их позже, в полном уединении. Так что мой рассказ

явится неожиданностью не только для мировой общественности, но и для бывших

тогда вместе с нами участников экспедиции -- Пэбоди, Мактая, Роупса, Шермана

и других. Денфорт оказался еще большим молчуном, чем я: он видел или думает,

что видел, нечто такое, о чем не говорит даже мне.

Как известно, в своем отчете мы упоминали о трудном взлете; затем

подтвердили предположение

Лейка, что высочайшие вершины состоят из сланцевых и прочих древних

пород и окончательно сформировались к середине команчского периода; еще раз

упомянули о прилепившихся к склонам кубических фигурах необычно правильной

формы, напоминающих крепостные стены; сообщили, что, судя по виду расщелин,

здесь имеются и вкрапления известняка; предположили, что некоторые склоны и

перешейки вполне преодолимы для альпинистов, если штурмовать их в подходящий

сезон, и наконец объявили, что по другую сторону загадочных гор раскинулось

поистине безграничное плато столь же древнего происхождения, как и сами

горы,-- высотой около двадцати тысяч футов над уровнем моря, с поверхностью,

изрезанной скальными образованиями, проступающими под ледяной коркой,-- оно

плавно повышается, подходя к вертикально взмывающей, высочайшей в мире

горной цепи.

Эта информация в точности соответствовала действительности и вполне

удовлетворила всех на базе. Наше шестнадцатичасовое отсутствие -- гораздо

большее, чем того требовали полет, посадка, беглая разведка и сбор

геологических образцов,-- мы объяснили изрядно потрепавшим нас встречным

ветром, честно признавшись, что совершили вынужденную посадку на дальнем

плато. К счастью, рассказ наш выглядел вполне правдиво и достаточно

прозаично: никому не пришло в голову последовать нашему примеру и совершить

еще один разведывательный полет. Впрочем, всякий, кто надумал бы полететь,