разделов биологии и геологии. Его предварительная вылазка
совместно с Пэбоди и еще пятью членами экспедиции, длившаяся с 11 по 18
января, омрачилась гибелью двух собак при столкновении саней с оледеневшими
каменными выступами. Однако бурение принесло Лейку дополнительные образцы
архейских сланцев, и тут даже я заинтересовался явными и многочисленными
свидетельствами присутствия органических остатков в этих древнейших пластах.
Впрочем, то были следы крайне примитивных организмов -- революции в науке
подобное открытие не сделало бы, оно говорило лишь в пользу того, что низшие
формы жизни существовали на Земле еще в докембрии. Поэтому я по-прежнему не
видел смысла в требовании Лейка изменить наш первоначальный план; внеся в
него экспедицию на северо-запад, что потребовало бы участия всех четырех
самолетов, большого количества людей и всех машин. И все же я не запретил
эту экспедицию, хотя сам решил не участвовать в ней, несмотря на все уговоры
Лейка. После отлета группы на базе остались только мы с Пэбоди и еще пять
человек; я тут же засел за подробную разработку маршрута восточной
экспедиции. Еще раньше пришлось приостановить полеты самолета, начавшего
перевозить бензин из лагеря у пролива Мак-Мердо. На базе остались только
одни сани и девять собак: совсем без транспорта находиться в этом безлюдном
крае вечной Смерти было неразумно.
Как известно, Лейк на своем пути в неведомое посылал с самолета
коротковолновые сообщения, они принимались как нами, в южном лагере, так и
на "Аркхеме", стоявшем на якоре в заливе Мак-Мердо, откуда передавались
дальше всему миру -- на волне около пятидесяти метров. Экспедиция стартовала
в четыре часа утра 22 января, а первое послание мы получили уже два часа
спустя. В нем Лейк извещал нас, что они приземлились в трехстах милях от
базы и тотчас приступают к бурению. Через шесть часов поступило второе,
очень взволнованное сообщение: после напряженной работы им удалось пробурить
узкую скважину и подорвать породу; наградой стали куски сланцем -- на них
обнаружились те же отпечатки, из-за которых и заварился весь этот сыр-бор.
Через три часа мы получили очередную краткую сводку: экспедиция
возобновила полет в условиях сильного ветра. На мой приказ не рисковать Лейк
резко возразил, что новые находки оправдают любой риск. Я понимал, что он
потерял голову и взбунтовался -- дальнейшая судьба всей экспедиции
находилась теперь под угрозой. Оставалось только ждать, и я со страхом
представлял себе, как мои товарищи стремительно движутся в глубь коварного и
зловещего белого безмолвия, готового обрушить на них свирепые ураганы,
озадачить непостижимыми тайнами и простирающегося на полторы тысячи миль --
вплоть до малоизученного побережья Земли Королевы Мэри и Берега Нокса..
Затем часа через полтора поступило еще одно, крайне эмоциональное
послание прямо с самолета, оно почти изменило мое отношение к экспедиции
Лейка и заставило пожалеть о своем неучастии:
"22.05. С борта самолета. После снежной бури впереди показались горы
необычайной величины. Возможно, не уступают Гималаям, особенно если принять
во внимание высоту самого плато. Наши координаты; примерно 76" 15" южной
широты и 113".10" восточной долготы. Горы застилают весь горизонт. Кажется,
вижу два курящихся конуса. Вершины все черные -- снега на них нет. Резкий
ветер осложняет полет".
После этого сообщения все мы, затаив дыхание, застыли у радиоприемника.
При мысли о гигантских горных хребтах, возвышающихся неприступной крепостью
в семистах милях от нашего лагеря, у нас перехватило дыхание. В нас
проснулся дух
, первопроходцев, и мы от души радовались, что наши товарищи, пусть без
нас, совершили такое важное открытие. Через полчаса Лейк снова вышел на
связь:
"Самолет Мултона совершил вынужденную посадку у подножия гор. Никто не
пострадал, думаем сами устранить повреждения. Все необходимое перенесем на
остальные три самолета -- независимо от того, полетим дальше или вернемся на
базу. Теперь нет нужды путешествовать с грузом. Невозможно представить себе
величие этих гор. Сейчас налегке полечу на разведку в самолете Кэрролла.
Вам трудно вообразить себе здешний пейзаж. Самые высокие вершины
вздымаются ввысь более чем на тридцать пять тысяч футов. У Эвереста нет
никаких