на том острове никогда и в
помине не было людей.
Для Обеда все это, разумеется, было страшным ударом -- видеть, в какой
упадок пришла вся его торговля. Да и по всему Иннсмауту рикошетом отскочило,
потому как во времена мореплавания если капитану жилось хорошо, то и команда
чувствовала себя не худо. Большинство мужчин совсем приуныли и стали
списываться на берег, но и там проку было мало, потому как рыбная ловля
пошла на убыль, да и мельницы, можно сказать, почти не работали.
Вот тогда-то Обед и стал поносить всех и проклинать на чем свет стоит
за то, что, дескать, верили в своего христианского бога, да что-то не очень
он им помог за это. А потом стал рассказывать им про других людей, которые
молились другим богам, зато получали за это все, что душе было угодно. И еще
сказал, что если найдется кучка крепких парней, которые согласятся пойти за
ним, то он попробует сделать так, чтобы снова появились и золото, и рыба.
Разумеется, они плавали с ним на "Суматранской королеве", видели те острова
и потому понимали, о чем идет речь. Поначалу им не очень-то хотелось
столкнуться с теми существами, о которых они были много наслышаны, но
поскольку сами они толком ничего не знали, то постепенно стали верить Обеду
и спрашивать его, что им надо сделать, чтобы все стало как прежде, чтобы
вера их принесла им то, чего они хотели.
В этом месте старик совсем затих, стал что-то почти беззвучно бормотать
себе под нос и впал в состояние напряженной и явно боязливой задумчивости,
Время от времени он тревожно поглядывал себе через плечо, а иногда устремлял
нервный взгляд в сторону маячившего в отдалении черного рифа. Я попытался,
было, заговорить с ним, но он ничего не ответил, и я смекнул, что надо
позволить ему прикончить бутылку. Как ни странно, меня крайне заинтересовали
все эти безумные небылицы, поскольку, как мне казалось, они представляли
собой огрубленные аллегории, основывавшиеся на всех жизненных перипетиях
Иннсмаута, а в дальнейшем приукрашенные богатым воображением, во многом
подпитанным обрывками из старинных легенд. Разумеется, я ни на секунду не
допускал мысли о том, что его рассказ имел под собой сколь-нибудь реальную
почву, и все же следовало признать, что повествование это было наполнено
самым неподдельным ужасом, хотя бы по той простой причине, что в нем
упоминались странные ювелирные украшения, столь явно схожие со зловещей
тиарой, которую я видел в Ньюбэрипорте. Возможно, эти драгоценности
действительно привозились с какого-то далекого и уединенного острова, а
кроме того, нельзя было исключать, что автором всех этих диких подробностей
был отнюдь не мой горький пьяница, а сам покойный капитан Обед.
Я протянул Зэдоку бутылку и он осушил ее до последней капли. Мне было
странно наблюдать то, что алкоголь, похоже, ничуть не забирал старика,
поскольку в его голосе совершенно не чувствовалось характерных для пьяных
людей глухих, хрипловатых ноток. Он облизнул горлышко бутылки и спрятал ее в
карман, после чего начал кивать и что-то еле слышно нашептывать себе под
нос. Я наклонился поближе к нему, стремясь уловить хотя бы слово, и мне
показалось, что под густыми, пожелтевшими усами промелькнуло некое подобие
сардонической ухмылки. Он и в самом деле что-то говорил, и мне удалось
довольно неплохо расслышать все, что он пробормотал. -- Бедный Мэтт... он
всегда был против этого... пытался привлечь парней на свою сторону, а потом
подолгу беседовал с пастором... все было бестолку...сначала они прогнали из
города протестантского священника, потом методистского; с тех пор я ни разу
не видел нашего Неистового Бэбкока -- он заправлял прихожанами-баптистами.
О, Иегова, дождутся они гнева твоего! Сам я тогда еще совсем щенком был, но
все равно видел и слышал все, что там творилось. Дэгон и Ашторет -- Сатана и
Вельзевул... Идолы Канаана и филистимлян... страхи вавилонские -- Мене, мене
текел упарсин...
Он снова умолк и по взгляду его водянистых глаз я понял, что спирт все
же брал свое -- старик действительно был близок к ступорозному состоянию.
Однако, стоило мне легонько потрясти его за плечо, как он с неожиданной
живостью повернулся ко мне и снова принялся бормотать что-то почти
невразумительное. -- Ну как, не поверили мне, да? Хе-хе-хе, но тогда
скажите, молодой человек, зачем капитан Обед и двадцать