Говард Лавкрафт

Тень над Иннсмаутом

явная искренность тона и неподдельный страх Зэдока передались и

мне, вызвав все более усиливающееся беспокойство, слившееся воедино с моим

прежним отвращением и к этому городу, и к зависшей над ним мрачной тени

порока и гибели.

Возможно, позже мне удастся тщательно просеять все полученные сведения

и отобрать среди них крупицы истины, отделив их от наслоений исторических

аллегорий, хотя тогда мне хотелось лишь одного -- по крайней мере на время

выкинуть все это из головы. К счастью, срок назначенного отъезда приближался

с отрадной неотвратимостью -- мои часы показывали пятнадцать минут восьмою,

-- а потому я постарался настроить свои мысли на самый что ни на есть

нейтральный и практический лад, и быстро зашагал по пустынным улицам в

направлении гостиницы, чтобы забрать свой багаж и сесть на долгожданный

автобус, который должен был отправиться ровно в восемь.

Несмотря на то, что золотистый свет усталого летнею солнца придавал

древним крышам и осыпающимся дымоходам оттенок некоей романтической прелести

и даже умиротворенности, я почему-то то и дело робко оглядывался через

плечо. Что и говорить, я горел желанием как можно скорее покинуть этот

пропахший зловонием и окутанный страхом Иннсмаут, и очень рассчитывал на то,

что в юроде все же отыщется еще какой-нибудь автобус помимо тою, которым

управлял зловещего вида парень по фамилии Сарджент. Впрочем, несмотря на всю

свою спешку, я все же изредка оглядывался по сторонам и замечал, что

буквально с каждою тихого угла окружавших меня улиц открывался вид на

какую-нибудь примечательную архитектурную деталь, тем более, что по

приблизительным подсчетам, мне вполне должно было хватить получаса, чтобы

преодолеть расстояние, отделявшее меня от гостиницы.

Изучая предоставленную мне бакалейщиком импровизированную схему города

и стараясь отыскать маршрут, которым мне до этого еще не доводилось

воспользоваться, я вместо уже знакомой мне Марш-стрит решил добраться до

городской площади по другой улице. Уже на подходе к ней я заметил несколько

разрозненных групп каких-то людей, которые, как мне показалось, о чем-то

тайком перешептывались друг с другом, а затем, достигнув площади, увидел,

что у дверей Джилмэн-хауза собралась довольно внушительная толпа праздной на

вид публики. Пока я получал свой багаж, они, казалось, не сводили с меня

своих выпученных, водянистых, немигающих глаз, а потому я искренне, хотя во

многом и безосновательно понадеялся на то, что они не окажутся моими

спутниками в предстоящем путешествии.

Где-то незадолго до восьми показался грохочущий автобус, в салоне

которого сидело три пассажира. Когда он остановился, один из парней с

подчеркнуто грозным видом подошел к спустившемуся на тротуар водителю и

пробормотал ему несколько неразборчивых слов. Затем Сарджент выволок из

салона пакеты с почтой и газетами и прошел в фойе гостиницы, тогда как

пассажиры -- та же троица, которую я имел возможность наблюдать утром в

Ньюбэрипорте, -- прошаркала к тротуару и обменялась несколькими гортанными

словами со стоявшими там бездельниками, причем то, что мне удалось услышать

из их реплик, никак не походило на английский язык. Я поднялся в салон и

занял то же самое место, на котором ехал сюда, однако еще до того как мне

удалось как следует устроиться, вновь появился Сарджент, принявшийся что-то

бормотать своим хрипловатым, надтреснутым и в целом довольно мерзким

голосом.

Как вскоре выяснилось, мне чертовски не повезло. По его словам, что-то

случилось с двигателем -- пока ехал из Ньюбэрипорта, все, вроде бы, было в

порядке, а сейчас вот взял и забарахлил, так что ехать на таком автобусе в

Эркхам никак нельзя. Увы, до конца дня починить его не удастся, а кроме него

в городе сейчас нет никакого свободного транспорта, на котором можно было не

то, чтобы до Эркхама добраться, а и вообще куда-то уехать из Иннсмаута.

Сарджент еще некоторое время выражал свое сожаление, однако мне не

оставалось ничего иного, как заночевать в заведении Джилмэна, Как знать,

может мне удастся договориться о приемлемой цене за номер, однако это и в

самом деле оставалось единственным, что я мог сделать в сложившейся

ситуации.

Охваченный горькой тоской от столь неожиданного крушения всех моих

планов, и отчаянно ненавидя саму мысль о том, что