Говард Лавкрафт

Тень над Иннсмаутом

ступеней лестницы и

половиц в коридоре, сменившееся мягким, но чертовски знакомым звуком,

явившимся как бы зловещим завершением всех моих тревожных ожиданий. У меня

не было и тени сомнений в том, что кто-то пытается -- осторожно, робко,

неслышно -- отпереть дверь ключом.

Возможно, мои ощущения от осознания данного знака явной угрозы

оказались не столь обостренными, как того можно было бы в подобной ситуации

ожидать, но произошло это по той простой причине, что своими предыдущими

смутными страхами я уже отчасти подготовил нервы к подобному потрясению.

Вроде бы без особого на то основания, я все это время был, можно сказать,

начеку, что явно дало мне некоторое преимущество в новых и пока не до конца

понятных мне условиях сгущающейся опасности. И все же я не мог не признать,

что переход от размытого и неконкретного предчувствия беды к реальному

восприятию ее конкретных признаков оказал на меня поистине шокирующее

воздействие, мощным ударом обрушившись на мой утомленный рассудок. Мне

как-то даже в голову не пришло, что подобное шуршание могло быть всего лишь

результатом самой банальной человеческой ошибки, и все, о чем я мог подумать

в те минуты, сводилось лишь к чьей-то зловещей целеустремленности, а потому

я застыл, скованный смертельной неподвижностью, и тревожно ожидая, какой же

следующий шаг предпримет мой невидимый и непрошенный гость.

Спустя некоторое время осторожное шуршание стихло и я услышал, как

кто-то отпер дверь в смежную, расположенную с северной стороны от меня

комнату, после чего испытанию на прочность подверглась уже дверь,

соединявшая эту комнату с моей. Убедившись в безуспешности своих попыток --

задвижка, к счастью, выдержала, -- загадочный субъект, поскрипывая

половицами, покинул помещение. Вскоре все эта последовательность действий и

звуков повторилась, но уже со стороны южной от меня комнаты: вновь мягкий

скрежет ключа или отмычки в замке, подергивание ручки двери и негромкое

поскрипывание удаляющихся шагов. На сей раз слух подсказал мне, что

таинственный взломщик уда- . лился по коридору в сторону лестницы и стал

спускаться по ней: он, очевидно, понял, что все его усилия так и останутся

тщетными, а потому оставил -- по крайней мере, на некоторое время -- свои

попытки, определенно вознамерившись обдумать сложившуюся ситуацию.

Та готовность, с которой я уже через несколько мгновений приступил к

разработке конкретного плана действий, свидетельствовала о том, что

внутренне я давно был готов подобной надвигающейся угрозе, и в течение ряда

часов подсознательно готовился к возможному бегству. Я сразу же смекнул, что

не следует дожидаться повторения коварным незнакомцем попыток проникнуть ко

мне в комнату или, тем более, уповать на то, что мне каким-то образом

удастся противостоять подобному вторжению, а вместо этого надо как можно

скорее уносить ноги. Первое, что я должен был сейчас сделать, это по

возможности живым покинуть гостиницу, причем не по лестнице и через

вестибюль, а каким-то иным путем.

Неслышно встав с кровати, я зажег фонарь и прошел к настенному

выключателю висевшей над кроватью лампы, чтобы в тусклых лучах ее света

распихать по карманам самые необходимые мне вещи для последующего бегства

налегке.

Послышался щелчок, однако ничего не произошло -- электричество, похоже,

было отключено, Я сразу понял, что в действие был пущен какой-то

направленный" против меня зловещий и достаточно широкомасштабный план, хотя

суть его по-прежнему ускользала от моего понимания. Я все так же стоял и

щелкал бесполезным теперь выключателем, когда мой слух вновь различил

доносившееся откуда-то снизу негромкое, приглушенное поскрипывание и, как

мне показалось, чьи-то голоса. Спустя несколько секунд я,. однако, понял,

что глубокие, низкие звуки едва ли были натуральными человеческими голосами,

поскольку хриплое, грубое тявканье и совершенно нечленораздельное бульканье

не имели никакого отношения к нормальной человеческой речи. В тот же момент

мне вновь на память пришло то, что сказал тот фабричный инспектор о звуках,

доносившихся до него в ночи, когда он также находился в этой

полуразвалившейся, омерзительной гостинице.

Воспользовавшись фонарем, я сунул в карманы кое-какие личные вещи,

нацепил шляпу и на цыпочках