Говард Лавкрафт

Тень над Иннсмаутом

моей прабабки якобы прямо говорила, что их вообще

нельзя носить в Новой Англии -- разве что лишь в Европе.

Прежде, чем начать медленно, с недовольным ворчанием открывать коробку

с этими изделиями, дядя предупредил меня, чтобы я не пугался их явно

необычного -и даже отчасти зловещего вида.

Художники и археологи, которым довелось видеть их, признавали

высочайший класс исполнения и экзотическую изысканность этих изделий, хотя

никто из них не смог определить, из какого материала они были изготовлены и

в какой художественной традиции выполнены. Среди них были два браслета,

тиара и какое-то нагрудное украшение, причем на последнем были запечатлены

поистине фантастические сюжеты и фигуры.

В ходе всех этих дядиных пояснений я пытался максимально сдерживать

свои эмоции, однако лицо, похоже, все же выдало мой усиливающийся страх.

Дядя явно встревожился и даже на время отложил демонстрацию изделий, желая

проверить мое самочувствие. Я, тем не менее, попросил его продолжать, что он

и сделал, по-прежнему храня на лице все то же выражение открытой неприязни и

отвращения. Пожалуй, он допускал отчасти повышенной эмоциональной реакции с

моей стороны, когда первый предмет -- тиара -- был извлечен из коробки,

однако сомневаюсь, чтобы он мог допустить именно то, что произошло. Пожалуй,

не ожидал происшедшего и я сам, поскольку считал себя вполне подготовленным

и имел некоторое представление о том, какое зрелище должно было предстать

перед моими глазами... и все же свалился в обморок -- точно так же, как это

произошло на том поросшем вереском и кустарником железнодорожном переезде

год назад.

С того самого дня вся моя жизнь превратилась в череду кошмарных

раздумий и жутковатых ожиданий, поскольку я не знал, сколько во всем этом

зловещей правды, а сколько безумного вымысла. Моя прабабка также носила

фамилию Марш и имела загадочное происхождение, а муж ее жил в Эркхаме -- а

разве не говорил старый Зэдок, что дочь Обеда Марша, родившаяся от его брака

с некоей таинственной чужеземкой, была обманным путем выдана замуж за

какого-то господина из Эркхама? И что этот древний пьяница болтал насчет

сходства моих глаз и глаз капитана Обеда? Да и тот эркхамский ученый тоже

подметил, что глаза у меня -- в точности как у Маршей. Так не был ли Обед

Марш моим пра-прадедом? И кем же -- чем же -- была в таком случае моя

пра-прабабка?

Впрочем, все это могло быть и чистым, хотя и безумным совпадением. Эти

светло-золотистые украшения вполне могли быть куплены отцом моей прабабки,

кем бы он ни был на самом деле, у какого-нибудь иннсмаутского матроса. А эти

взгляды, запечатленные на лицах моей бабки и ее сына-самоубийцы, могли быть

всего лишь плодом моей собственной фантазии -- чистейшей воды выдумкой,

приукрашенной воспоминаниями о том иннсмаутском инциденте, которые

неотступно преследовали меня все эти месяцы и дни. Но почему тогда мой дядя

покончил с собой именно после той памятной поездки по местам жизни предков в

Новой Англии?

На протяжении более, чем двух лет я с большим или меньшим успехом

отвергал все подобные сомнения. Отец способствовал получению мною хорошей

должности в страховой компании, и я постарался как можно глубже погрузиться

в атмосферу новой работы. Но зимой 1930-31 годов у меня начались странные

сновидения. Крайне разрозненные и поначалу отнюдь не навязчивые, они с

каждой неделей повторялись все чаще, получая при этом все более яркую

окраску. Передо мной словно расстилались бескрайние водные просторы, а сам я

бродил по титаническим подводным галереям и лабиринтам, составленным из

поросших водорослями циклопических стен, и рыбы были моими единственными

спутниками в этих блужданиях. Вскоре стали возникать и новые образы, которые

переполняли мою душу чудовищным страхом, но почему-то всякий раз лишь после

того как я просыпался. Непосредственно во сне они меня совершенно не

беспокоили -- ведь я был одним из них, и носил какие-то причудливые,

совершенно нечеловеческие украшения, бороздил их подводные пути и совершал

чудовищные ритуальные процедуры в их располагавшихся на морском дне зловещих

храмах.

Сны мои были наполнены такой массой причудливых видений и диковинных

образов, что я смог. запомнить лишь - ничтожную толику увиденного, однако

даже того, что сохранилось в моей памяти, с лихвой хватило