Говард Лавкрафт

Тень над Иннсмаутом

бы на то, чтобы

навеки прослыть безумцем, или, напротив, гением, если бы я осмелился

записать все увиденное. Одновременно с этим я чувствовал, что некая

неведомая и пугающая сила настойчиво пыталась вытащить меня из мира

нормальной и здоровой человеческой жизни и ввергнуть в пучину непроглядной

темени и чужеродного существования, что, конечно же, тяжелым камнем ложилось

мне на душу. Состояние моего здоровья и даже внешность подверглись

существенному ухудшению, так что в конце концов мне пришлось оставить свою

работу и перейти на затворнический, почти неподвижный образ жизни инвалида.

Меня словно поразил некий странный нервный недуг, отчего я временами в

буквальном смысле был не в состоянии сомкнуть глаз.

Именно тогда я со все возрастающей тревогой стал рассматривать в

зеркале собственное отражение. Едва ли человеку доставляет удовольствие

наблюдать постепенно усиливающиеся признаки развития какого-то заболевания,

но в моем случае было нечто более тонкое, неуловимое и одновременно

обескураживающее. Мой отец также стал это подмечать и поглядывать на меня с

явным недоумением, а подчас и с откровенным испугом. Что же во мне

происходило? Не могло ли так получиться, что я постепенно становился похожим

на мою бабку и дядю Дугласа?

Однажды ночью мне приснился страшный сон, в котором я якобы встретился

со своей бабкой, причем встреча эта состоялась где-то под водой, в океанской

пучине. Она жила в фосфоресцирующем дворце, состоящем из многочисленных

террас, с садами, в которых произрастали странные, какие-то чешуйчатые,

гнилостного цвета кораллы, образовавшие ветвистые, чем-то похожие на

уродливые деревья посадки. Старуха довольно тепло поприветствовала меня,

хотя было в ее манерах что-то насмешливое, почти сардоническое. Она сильно

изменилась -- как существа, которые перешли на постоянную жизнь в воде, -- и

сказала, что якобы вообще никогда не умирала. Вместо этого она переместилась

в такое место, о котором узнал ее сын Дуглас, и стала обитать в царстве,

чудеса которого -- предназначенные также и для него -- он сам отверг

дымящимся дулом своего револьвера. Это будет и мое царство -- никуда мне от

этого не деться, и я тоже никогда не умру, а буду жить вместе с теми, кто

существовал уже тогда, когда на земле вообще не было людей.

Видел я и ту особу, которая являлась ее бабкой. В течение восьмидесяти

тысяч лет ее предки Пт"тиа-л"йи жили в Й"хантлеи, и именно туда она

вернулась после смерти Обеда Марша. Й"ха-нтлеи не подвергся разрушению,

когда люди с верхней земли наслали в море смерть. Глубоководных вообще

невозможно уничтожить, хотя палеогеновая магия давно забытых Старожилов

иногда может причинять им отдельные неприятности. В настоящее время они

пребывают в состоянии покоя, но настанет такой день -- если они еще помнили

об этом -- когда они восстанут снова и воздадут должное ненасытной жажде

Великого Цтулху. В следующий раз это будет уже совершенно новый город,

гораздо более величественный, чем Иннсмаут. Они заметно расширят свое

влияние и уже подготовили тех, кто поможет им в этом деле, однако пока

должны выждать некоторое время. За то, что я вызвал смерть их людей на

верхней земле, я должен принести покаяние, но оно не будет слишком уж

тяжелым.

Это был тот самый сон, в котором я впервые увидел шоггота, и один лишь

вид его поверг меня в состояние безумного ужаса, заставившего с криком

проснуться. В то утро зеркало со всей очевидностью подтвердило мне, что я

также окончательно приобрел ту самую характерную "иннсмаутскую внешность".

Я пока решил не накладывать на себя руки, как это сделал дядя Дуглас.

Правда, я купил автоматический пистолет и однажды едва было не совершил

роковой шаг, но какие-то сны все же удержали меня. Жестокие, наиболее

пронзительные ночные видения стали постепенно стихать и сглаживаться, а

вместо того меня стало необъяснимым образом манить в морскую бездну. Во сне

я часто слышу и совершаю странные вещи, а когда просыпаюсь, то ощущаю уже не

ужас, а самый настоящий, неподдельный восторг. Я не верю в то, что мне

придется дожидаться полной перемены, на что было обречено большинство

других. В противном случае отец навечно упрячет меня в сумасшедший дом, как