Говард Лавкрафт

Тень над Иннсмаутом

рыночной площади в ожидании иннсмаутского автобуса. По мере приближения

назначенного часа я заметил, что место, где я находился, все более

превращалось в некий изолированный островок, тогда как массы людей,

спешивших по делам в самых различных направлениях, определенно стремились

оказаться подальше от него, Таким образом, я воочию убедился в

справедливости слов железнодорожного кассира относительно неприязни горожан

как к самому Иннсмауту, так и ко всему, что было с ним связано, даже к его

автобусу. Через несколько минут я заметил появившийся из-за угла небольшой и

неимоверно старый драндулет отвратительного грязносерого цвета, который

прогрохотал по Стэйт-стрит, сделал разворот и подкатил к тротуару, на

котором я стоял. Я сразу же понял, что это именно то транспортное средство,

которого я ожидал, причем моя догадка вскоре нашла свое подтверждение в едва

читаемой вывеске над лобовым стеклом автобуса : "Эркхам -- Иннсмаут --

Ньюбэрипорт".

В салоне сидело всего три пассажира -- двое смуглых, довольно угрюмых

мужчин и парень, -- и когда автобус остановился, они неуклюже выбрались из

него и молча, как-то даже крадучись, направились вверх по Стэйт-стрит.

Водитель тоже вышел из своей кабины и я проводил его взглядом, пока он

переходил дорогу в направлении аптеки, где, очевидно, намеревался сделать

какие-то покупки. Это, как я понял, и был Джо Сарджент, о котором

рассказывал мне кассир; однако не успел я еще как следует рассмотреть черты

его лица, как меня внезапно охватило, словно волной захлестнуло, чувство

смутной неприязни и даже брезгливости, которую я не мог ни понять, и

объяснить. Мне почему-то показалось вполне естественным, что местные жители

избегают ездить на автобусе, которым управляет подобный человек, и вообще

стараются свести к минимуму любые контакты как с ним самим, так и с его

земляками.

Когда водитель вышел из аптеки, я пристальнее пригляделся к нему,

пытаясь уяснить для себя причину внезапно нахлынувшего чувства. Это был

худой мужчина ростом где-то под метр восемьдесят, с покатыми плечами, одетый

в потрепанное гражданское платье синего цвета и потертую кепку для гольфа.

На вид ему было, пожалуй, лет тридцать пять, хотя странные глубокие складки

по бокам шеи сильно старили этого человека, особенно если не присматриваться

к его туповатому, невыразительному лицу. У него была узкая голова,

выпученные водянисто-голубоватые глаза, которые, как мне показалось, никогда

не моргали, плоский нос, скошенные лоб и подбородок и странно-недоразвитые

уши. Его подбородок и толстая верхняя губа, равно как и покрытые крупными

порами сероватые щеки, были практически лишены какой-либо растительности,

если не считать редких желтоватых волосков, которые где курчавились, а где

лежали прилизанными, слипшись в неровные и нерегулярные прядки, тогда как

сама кожа была какой-то шершавой и шелушащейся, словно от неведомой мне

хронической болезни. Руки у него были крупные, покрытые толстыми венами, и

также очень неестественного серовато-голубоватого оттенка. На фоне довольно

массивных кистей пальцы смотрелись нелепо короткими и, казалось, были

постоянно подогнуты, даже вжаты в толщу ладоней, Пока он возвращался к

автобусу, я обратил внимание и на его неуклюжую, покачивающуюся походку, а

также на то, что ступни были просто гигантского размера. Чем дольше я

смотрел на них, тем сильнее меня охватывало недоумение: как же он умудряется

находить себе обувь нужного размера.

Ко всему прочему у него был какой-то неряшливо-засаленный вид, что лишь

усиливало мое отвращение к его внешнему виду. По всей видимости, он работал

или жил где-то поблизости от рыболовецких доков, поскольку за ним тянулся

шлейф резкого, характерного рыбьего запаха. И все же, если в его жилах и

текла какая-то чужеродная кровь, то я даже не решался предположить, какой

именно- расе она могла при-, надлежать. Все странности и нелепости его

внешности были определенно не азиатского, полинезийского или негроидного

происхождения, и все же я теперь во многом понимал людей, считавших его

чужаком, хотя самому мне показалось, что речь здесь может идти не столько о

чужеземном облике, сколько о биологическом вырождении.

Обнаружив, что кроме меня других пассажиров на этот рейс явно не