Говард Лавкрафт

Призрачные поиски неведомого Кадафа

что гуги затаили на него глубокую злобу

за срыв их военной авантюры. Картер с благодарностью принял это предложение,

ибо оно обеспечивало ему защиту и безопасность и, кроме того, ему нравилась

дружелюбное кошачье общество. Так что, находясь в гуще симпатичного игривого

подразделения и чувствуя облегчение после столь успешно выполненного им

долга, Рэндольф Картер с достоинством двинулся через зачарованный

фосфоресцирующий лес исполинских деревьев, делясь соображениями о своем

путешествии со старым генералом и его внуком, пока прочие участники марша

резвились вовсю и играли опавшими листьями, которые ветер нес по грибным

зарослям первобытного леса. И старый кот поведал Картеру, что много слыхал о

неведомом Кадате в холодной пустыне, но не знал лишь, где он находится. Что

же до чудесного предзакатного города, то он даже не слышал о таком, хотя и

пообещал впоследствии пересказать все Картеру в подробностях, буде он

что-либо узнает.

Старый кот научил искателя-сновидца некоторым ценным паролям, имеющим

хождение у котов сновидческого мира, и особенно посоветовал ему обратиться к

старому кошачьему вожаку в Селефаисе, куда он сейчас держал путь. Этот

кошачий генерал, о котором Картер кое-что слышал раньше, был почтенным

мальтийцем и в любом деле мог оказаться чрезвычайно полезным. Когда они

дошли до нужной опушки, уже рассвело, и Картер с сожалением попрощался со

своими друзьями. Младший лейтенант, с кем Картер познакомился, когда тот был

еще котенком, изъявил желание сопровождать его и дальше, но старый генерал

ему запретил: сей суровый патриарх важно заметил, что его долг -- оставаться

со своим племенем и со своей армией. Так что Картер в одиночестве отправился

через золотые поля, что тянулись таинственным шлейфом вдоль ивовых берегов

реки, а коты повернули назад в лес.

Путешественник прекрасно знал сады, что простерлись между лесом и

Серенарианским морем, и он весело шагал по-над поющей рекой Укранос, что

бежала, точно следуя его маршрутом. Солнце вставало все выше над лесами и

полянами, и в его лучах сочнее становились цвета тысяч бутонов, звездами

сияющих на каждом пригорке и в каждой лощине. Весь этот край был словно

объят дымкой благодати, ибо солнечного света и тепла здесь в избытке и нет

более иного места, где бы так звонко пели птицы и жужжали пчелы, отчего

люди, оказавшись в этих местах, мнят себя в сказочном мире и чувствуют, как

их души переполняет столь великая радость и удивление, что потом они не в

силах об этом и вспомнить.

К полудню Картер дошел до яшмовых террас Кирана, что сбегают к речному

берегу и на которых высится тот храм приятства, куда один раз в году

прибывает из своих дальних владений на сумеречном море царь Илск-Вад в

золотом паланкине, чтобы вознести хвалу богу Украноса, услаждавшего его

пением в юности, когда тот жил в домике на берегу реки. Весь из яшмы сложен

и самый храм, и его стены, дворики и семь башен со шпилями занимают площадь

в один акр, и его алтарь, куда через скрытые каналы впадает река, и бог тихо

поет там ночами. Многократно руна, освещая своим сиянием эти дворики,

террасы и шпили, слышит странную музыку, но что это за музыка -- то ли песнь

бога, то ли гимны таинственных жрецов, никто, кроме царя Илек-Вада, сказать

не может, ибо лишь он входил в тот храм и воочию видел тех жрецов. А в этот

дремотный час резная хрупкая храмина была безмолвна, и Картер, идя под

лучами зачарованного солнца, слышал лишь невнятное бормотание великой реки и

гомон птиц и пчел.

Весь день пилигрим брел среди благоуханных лугов, в благодатной тени

пологих прибрежных холмов, чьи склоны испещрены мирными соломенными крышами

и святилищами дружелюбных богов, идолов, вырезанных из яшмы или

хризоберилла. Иногда он приближался к самой воде и посвистывал резвящимся в

кристально чистом Украносе радужным рыбкам, а в иные минуты останавливался

посреди шепчущих зарослей тростника и глядел на бескрайний темный лес на

противоположном берегу, чьи деревья вплотную подступали к быстрым водам

реки. В прошлых снах он видел диковинных топочущих буйпотов, что робко

выходили из леса к реке на водопой, но теперь он не заметил ни одного. То и

дело он останавливался понаблюдать за хищной рыбой, которая приманивала

поближе к воде птичку-рыбака, дразня ее своими поблескивающими на солнце