Говард Лавкрафт

Случай Чарльза Декстера Варда

доктор Виллетт впоследствии восстановил

разговор с Чарльзом, состоявшийся в тот день, вызвана тем, что он придавал

особое значение этому периоду, ибо вынужден был признать, что в личности

Чарльза Декстера Варда произошло полное изменение, и заявил, что мозг,

порождающий мысли и слова нынешнего Чарльза Варда, не имеет ничего общего с

мозгом того человека, за ростом и развитием которого он наблюдал в течение

двадцати шести лет. Несогласие с доктором Лайманом побудило его стремиться к

наибольшей точности, и он с полной уверенностью датирует начало подлинного

безумия Чарльза Варда тем днем, когда родители получили от него первое

письмо, напечатанное на машинке. Стиль писем, которые он регулярно отправлял

им, совершенно не похож на стиль Варда. Он чрезвычайно архаичен, словно

внезапное перерождение мозга автора писем высвободило целый поток мыслей и

впечатлений, которые он бессознательно приобрел в дни своего детского

увлечения стариной. В них наблюдается явное усилие казаться современным, но

от их духа, не говоря уже о языке, явственно веет прошлым.

Дух прошлого сквозил в каждом слове, каждом движении Варда, когда он

говорил с доктором в полумраке старого деревянного дома. Он поклонился,

указал Виллетту на кресло и внезапно заговорил странным шепотом, причину

которого сразу же попытался объяснить. - Я изрядно простудился и едва не

приобрел чахотку, - начал он, - от этих проклятых речных миазмов. Не

взыщите, прошу Вас, за мою речь. Я предполагаю, Вы прибыли от батюшки

посмотреть, что тревожит меня, и имею надежду, что Ваш рассказ не представит

ему никаких резонов для беспокойства.

Виллетт очень внимательно прислушивался к скрипящим звукам голоса

Чарльза, но еще более внимательно всматривался в его лицо. Он чувствовал,

что здесь не все ладно, вспомнив, что рассказывали ему родители Варда о

внезапном страхе, поразившем в ту памятную ночь достойного йоркширца, их

лакея. Виллетту хотелось бы, чтобы было посветлее, но он не попросил открыть

хотя бы одну ставню. Вместо этого он просто спросил молодого Варда, почему

тот не дождался его визита, о котором так отчаянно умолял меньше недели тому

назад. - Я как раз желал подойти к этому, - ответил хозяин дома. - Вам

должно быть известно, что я страдаю сильным нервным расстройством и часто

делаю и говорю странные вещи, в которых не отдаю себе отчета. Не раз я

заявлял Вам, что нахожусь накануне великих открытий и свершений и само

величие их заставляет меня по временам терять голову.

Мало найдется людей, которые не почувствуют страх перед тем, что мной

обнаружено, но теперь уже недолго остается ждать. Я был глупцом, когда

согласился на этих стражей и на сидение дома; сейчас мое место здесь. Обо

мне злословят любопытствующие соседи, и, может статься, тщеславие - эта

слабость, присущая всем людям, - побудило меня иметь о себе слишком высокое

мнение. Нет ничего дурного в том, что я делаю, пока я делаю сие правильно.

Если Вы будете терпеливы и подождете еще шесть месяцев, я покажу Вам такое,

что в высшей степени вознаградит Вас за терпение. Вам также следует знать,

что я нашел способ изучать науки, в которых преуспели древние, черпая из

источника, более надежного, чем все книги, и предоставляю Вам судить о

важности сведений, которые я сходу дать в области истории, философии и

изящных искусств, указав на те врата, к которым я получил доступ. Мой предок

овладел всеми этими знаниями, но эти безмозглые соглядатаи ворвались к нему

и убили.

Теперь я по мере своих слабых сил снова добился этих знаний. На этот

раз ничего дурного не должно случиться, и менее всего я желаю неприятностей

по причине собственных идиотских страхов. Умоляю Вас, сэр, забудьте все, что

я написал Вам, и не опасайтесь ни этого дома, ни его обитателей.

Доктор Аллен - весьма достойный джентльмен, и я должен принести ему

извинения за все дурное, что написал о нем. Я бы желал не расставаться с

ним, но у него были важные дела в другом месте. Он столь же ревностно

относится к исследованиям этих важнейших материй, как и я. Думается мне, что

я, боясь последствий наших с ним трудов, переносил этот страх на доктора

Аллена как на своею главного помощника.

Вард умолк, и доктор не знал, что сказать и что думать.

Он чувствовал себя довольно глупо, слушая, как молодой человек