Говард Лавкрафт

Вне времени

и я не

сразу навел лупу на нужную точку. В этом глазу изображение было более

резким.

Я увидел нечто невообразимое и непереносимое, вышедшее через

громадный люк из глубины циклопического склепа, затерянного мира... И упал

без сознания, испустив страшный крик, которого не стыжусь и поныне.

Когда меня привели в чувство, в глазах чудовищной мумии уже не было

отчетливого изображения, по словам инспектора Киффа, который взял мою

лупу, чтобы посмотреть, что же такое я там увидел. Я не решался еще раз

взглянуть на то отвратительное существо. Мне пришлось собрать все свое

мужество, чтобы описать то, что я видел в тот ужасный миг. Да и то я

заговорил лишь тогда, когда очутился в своем кабинете, вдали от того

дьявольского зрелища, этого существа, которое не могло существовать. Дело

в том, что я начал взращивать самую страшную и фантастическую теорию

насчет мумии и ее стеклянных глаз. Я уверял себя, что она, видимо,

обладает каким-то адским сознанием и все это неисчислимое время тщетно

пытается передать какое-то устрашающее сообщение из далекой эры. Это была

безумная мысль, но я, может быть, сохраню ясность ума, если изложу все,

что тогда мельком увидел.

В сущности, немногое. Я увидел, как из зияющего люка возникло

титаническое чудовище, и я не сомневался в его возможности убить человека

одним своим видом. У меня и сегодня не хватает слов, чтобы описать его. Я

мог бы назвать его гигантом, имеющим щупальца и хобот, полуаморфным,

получешуйчатым, полубугорчатым, с глазами спрута. Ох, все эти слова не

дадут представления об этом отвратительном, адском, нечеловеческом,

внегалактическом, полном ненависти и невыразимо злобном существе,

возникшем из небытия и хаоса вечной ночи. Даже сейчас, когда я пишу эти

строки, воспоминания о том зрелище вызывают у меня тошноту и

головокружение, а в тот момент, когда я сообщал своим компаньонам о том,

что я видел, я изо всех сил старался сохранить ясность ума и не потерять

сознание еще раз.

Мои слушатели были не менее взволнованы. Никто не решался повысить

голос, и мы шептались добрых четверть часа, со страхом вспоминая жуткие

легенды из "Черной Книги", появившиеся в последнее время статьи в газетах

относительно мумии, возобновление активности тайных культов и думая о

зловещих событиях в музее. Гатаноа... Даже бесконечно уменьшенное

изображение его имело силу превращать в камень... Т"юог... Фальшивый

талисман... Подлинный свиток, который мог победить окаменение... Уцелел ли

Первый луч зари вернул нам ясность ума, трезвый взгляд сделал

предметом табу все то, что я видел, предметом, объяснить который нечего

было и пытаться и о котором мы не должны даже думать.

Прессе мы сообщили очень урезанные сведения, а позднее договорились с

газетами, чтобы известия о мумии изымались. Например, когда вскрытие

показало, что мозг и внутренние органы фиджийца были нормальными и в

хорошем состоянии, хотя и были запечатаны окаменевшей внешней плотью, и

эта аномалия, о которой еще спорили ошеломленные и растерянные медики,

потрясла всех, - мы остерегались говорить об этом, боясь вызвать панику.

Мы хорошо понимали, что пресса сделает с этой тревожащей деталью.

Однако газеты заметили, что человек, державший в руке свиток с

иероглифами и, очевидно, протягивавший его мумии через отверстие в

витрине, не окаменел, как его товарищ. Нам настойчиво рекомендовали

произвести некоторые эксперименты - приложить рулон пленки к телу

окаменевшего фиджийца и к самой мумии, но мы с негодованием отказывались

от подобных опытов. Мумия, естественно, была удалена из демонстрационного

зала и перенесена в лабораторию музея для того, чтобы ждать настоящего

научного исследования, которое будет производиться в присутствии светил

медицины. Недавние события сделали нас осторожнее, и мы окружили мумию

двойной охраной. Однако это не помешало тому, что пятого декабря в два

пятнадцать ночи была совершена попытка взлома музея. Сигнализация тотчас

же сработала и испугала взломщиков, которые, к нашему сожалению, успели

убежать.

Я очень рад, что ничто из этого не дошло до широкой общественности, и

от всего сердца желаю, чтобы так оно и оставалось. Конечно, слухи будут