поврежденной книги. Это он вынужден был объяснить библиотекарю
-- тому же эрудиту Генри Эрмитэйджу (члену- корреспонденту Академии
Мискатоника, доктору философии Принстона, доктору Литературы Джона
Хопкинса), который как-то раз был у них на ферме и теперь забросал его
вопросами. Уилбур признался, что ищет магическую формулу или заклинание,
включающую устрашающее имя "Йог-Сотхотх", причем он озадачен наличием
расхождений, повторов и неясностей, которые мешают ее точно определить. Пока
он переписывал заклинание, которое смог наконец обнаружить, доктор Эрмитэйдж
невольно заглянул ему через плечо на открытую книгу: левая страница
содержала чудовищные угрозы разуму и спокойствию нашего мира: "Не следует
думать, (гласил текст, который Эрмитэйдж быстро переводил в уме на
английский) что человек является древнейшим или последним властителем Земли,
или что известная нам форма жизни существует в одиночку. Старейшины были,
Старейшины есть и Старейшины будут. Они ходят среди нас, первобытные и
безмолвные, не имеющие измерений и невидимые. Йог-Сотхотх знает ворота.
Иог-Сотхотх и есть ворота. Йог-Сотхотх это и страж ворот и ключ к ним.
Прошлое, настоящее и будущее слились воедино в нем. Он знает, где Старейшины
совершили прорыв в прошлом, и где Они сделают это вновь. Он знает, где Они
ступали по Земле, и где Они все еще ступают, и почему никто не может увидеть
Их там. Люди могут иногда догадаться об Их близости по Их запахам, но об Их
внешности никто из людей не может знать, они могут догадываться о ней лишь,
если увидят внешность тех, кого Они оставили среди людей а таких есть
множество видов -- от таких, что полностью повторяют образ человека, до
таких, у которых облик не имеет ни формы, ни материальной субстанции -- то
есть, таких, как Они сами. Они расхаживают, оставаясь незамеченными в
пустынных местностях, где поизносятся Слова и исполняются Обряды во время их
Сезонов. Ветер невнятно произносит Их речи, земля высказывает Их мысли, Они
сгибают леса и сокрушают города, но ни лес, ни город не видит руку, их
разрушающую, Кадат в холодной пустыне знал их, а какой человек знает Кадат?
Ледовые пустыни Юга и затонувшие острова Океана хранят камни, на которых
запечатлен их знак, но кто видел замерзшие города или затонувшие башни,
давно увитые морскими водорослями или рачками? Великий Цтулху -- Их
двоюродный брат, но даже он может видеть Их только смутно. Йа! Шаб-Ниггурат!
Лишь по зловонию Их узнаешь ты их. Руки Их у тебя на горле, но ты Их не
видишь, и обиталище Их как раз там, где порог, что ты охраняешь. Йог-Сотхотх
-- вот ключ к тем воротам, где встречаются сферы. Человек правит теперь там,
где раньше правили Они; скоро Они будут править там, где теперь правит
человек. После лета наступает зима, после зимы -- вновь придет лето. Они
ждут, могучие и терпеливые, когда придет их пора царствовать".
Доктор Эрмитэйдж, сопоставляя только что прочитанное с тем, что ему
было известно о Данвиче и его задумчивых обитателях, о Уилбуре Уотли и его
смутной и устрашающей ауре, его подозрительном появлении на свет, туманной
вероятности убийства собственной матери, ощутил волну страха, столь же
реального, как дуновение липкого холода из могилы. Этот согнувшийся, похожий
на козла гигант, сидевший перед ним, выглядел как порождение иной планеты
или иного измерения; как нечто, лишь частично принадлежащее человечеству и
связанное с черными безднами сущности и существования, протянувшиеся как
титанические фантомы по ту сторону энергии и материи, пространства и
времени, Тут Уилбур поднял голову и начал говорить своим странным
резонирующим голосом, как будто голосовые связки были у него не такими, как
у всех остальных людей:
"Мистер Эрмитэйдж, -- сказал он, -- я тут прикинул, что должен взять
эту книгу с собой. В ней есть некоторые вещи, которые я должен Попробовать в
определенных условиях, а здесь их добиться невозможно, и было бы
непростительным грехом -- позволить каким-то бюрократическим правилам и
запретам остановить меня. Позвольте мне взять ее с собой, сэр, и я клянусь,
что никто ничего не заметит. Нечего говорить, что я буду очень аккуратен с
ней. Я подумал, что этот экземпляр вполне мог бы заменить..."
Он остановился, прочитав в лице библиотекаря твердый отказ,