Луций Апулей

Метаморфозы, или Золотой осел

и не покрывая своей плешивости, радостно смотря в лица встречных.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Лукиан

ЛУКИЙ, ИЛИ ОСЕЛ

1. Однажды я отправился в Фессалию; у меня было какое то поручение от отца к одному местному человеку. Лошадь везла меня и мои вещи, и сопровождал меня один слуга. Ехал я большой проезжей дорогой; во время пути встретились мне также другие путники, направляющиеся в Гипату, город Фессалии, откуда они были родом. Угощая друг друга, мы таким образом одолели трудный путь и были уже близко от города, когда я спросил фессалийцев, не знают ли они жителя Гипаты по имени Гиппарх, — я вез ему письмо из дому и думал остановиться у него. Они ответили, что знают этого Гиппарха и в каком месте города он живет, и что денег у него довольно, но он содержит только одну служанку и свою жену: он страшно скуп. Когда мы приблизились к городу, то нашли какой то сад и в нем приличный домик; здесь и жил Гиппарх.

2. Спутники мои, обняв меня, уехали, а я, подойдя к двери, стучу; не скоро и с трудом меня услыхала служанка и наконец вышла. Я спросил, дома ли Гиппарх. «Дома, — сказала она, — но кто ты, что тебе нужно?» — «Я приехал к нему с письмом от Декриана, патрейского софиста». — «Подожди меня здесь», — сказала она и снова ушла в дом, заперев дверь. Потом, вернувшись, пригласила нас войти. Войдя к Гиппарху, я обнял его и передал письмо. Это было в начале ужина; он лежал на узком ложе, жена сидела рядом, и перед ними стоял стол, на котором ничего не было. Прочтя письмо, Гиппарх сказал: «Декриан — мой лучший друг и самый выдающийся эллин. Он прекрасно делает, смело посылая ко мне своих друзей. Ты видишь, Лукий, как мой домик невелик, но он радушен, ты будешь чувствовать себя в нем так же, как если бы мирно жил в большом доме». Тут он обратился к девушке: «Палестра, дай комнату приятелю моему и сложи в ней вещи, какие он привез, потом отведи его в баню: ведь он проделал немалый путь».

3. По этому приказанию Палестра увела меня и показала прекрасную комнату, сказав: «Ты будешь спать на этой кровати, а слуге твоему я устрою постель рядом и положу ему подушку». Потом мы отправились мыться, давши ей денег на ячмень для лошади, а она принесла наши вещи и положила их в комнату.

Вернувшись из бани, мы тотчас присоединились к хозяевам. Гиппарх, взяв меня за руку, пригласил меня занять место рядом с ним за столом. Ужин был не плох, вино вкусное и старое. Когда ужин был окончен, мы стали пить, и пошли разговоры, как это всегда бывает, когда принимают гостя; проведя таким образом вечер за вином, мы отправились спать. На следующий день Гиппарх спросил меня, какой путь мне теперь предстоит и проведу ли я все дни у него. «Я поеду в Лариссу, — ответил я, — но, вероятно, пробуду в городе от трех до пяти дней».

4. Но это было притворство; мне страшно хотелось, задержавшись здесь, разыскать какую нибудь женщину, знающую магию, и быть свидетелем каких нибудь чудес, вроде летающего человека или обращенного в камень. Охваченный желанием увидеть подобное зрелище, я бродил по городу, не зная, как приступить к поискам, но все же бродил. Вдруг, вижу, навстречу идет женщина, еще молодая, богатая, насколько можно судить по внешности: цветное платье, толпа слуг и множество золота. Когда я подошел ближе, она обратилась ко мне с приветом, и я ответил ей тем же. «Я Аброя, — сказала она, — ты должен меня знать, если слышал о друзьях своей матери. И вас, ее детей, я люблю, как тех, которых сама родила. Что же ты, мой мальчик, не у меня остановился?» — «Большое тебе спасибо, — сказал я, — но мне совестно уходить из дома друга, раз мне не в чем его упрекнуть, но от души я хотел бы быть с тобой». — «Где же ты живешь?» — спросила она. «У Гиппарха». — «У этого скупца?» — «Не говори этого, матушка, — ответил я, — он был щедр и очень радушен ко мне, так что скорее его можно упрекнуть в роскоши». Улыбнувшись, она взяла меня за руку и, отведя в сторону, сказала:

«Остерегайся всяких уловок со стороны жены Гиппарха: она страшная колдунья и развратница и обращает свое внимание на каждого молодого человека. А кто ей не поддается, тому она мстит своим искусством: многих она превратила в животных, а иных и совсем погубила. Ты же, мой мальчик, еще молод и так красив, что тотчас же понравишься этой женщине, к тому же ты чужестранец, и по отношению к тебе все разрешается».