вид своего партнера. Куртка его и штаны были запачканы чем то рыжим, похожим на глину, успевшую подсохнуть, на туфлях налип такой слой грязи (да и на чистом полу остались следы и коричневые комки), будто И.Д.К. бродил по болоту.
— Прочтите, — нетерпеливо сказал И.Д.К. На листке был некий текст, вроде бы на иврите, слов тридцать, с огласовками, прочесть было нетрудно, но смысла Илья Давидович не уловил. Если это и было цитатой из Торы, то явно уже обработанной на компьютере по программе И.Д.К.
Шевеля губами, чтобы не сбиться, Илья Давидович прочитал вслух текст, стараясь сосредоточиться настолько, чтобы не слышать нараставшего за окном шума.
Ничего не произошло. Он хотел было прочитать еще раз, но И.Д.К. отобрал у него листок и, спрятав в карман куртки, поднялся.
— Как? — Илья Давидович тоже вскочил. — Вы уходите? А как же я? Что я… И что было с вами?..
— Жалко, — сказал И.Д.К. — Жалко, что я не гожусь на роль Мессии. Отчество не то.
Илья Давидович не понял, было ли это сказано серьезно. Он боялся. Боялся толпы на улице, себя, не ведающего, что уже сотворил, Дины, которая устроит скандал из за грязи на полу, но больше всего он боялся, что И.Д.К. уйдет, ничего больше не сказав.
— Я…боюсь, — прошептал он, хотя боялся и этой своей слабости — признаваться в собственном страхе.
И.Д.К. смотрел в окно. Молчал.
— Я тоже боюсь, — сказал он наконец. — Вы думаете, я герой еврейского народа? Но только… Обратно уже ничего не вернешь. Если меняешься — то навсегда. Подождите минут пять — я еще не понимаю, как это действует, но знаю, что быстро. Просто посидите и лучше всего помолчите… В конце то концов, не я вас вычислил, а вы меня, верно?
— Верно, — сказал Илья Давидович, чувствуя, как почему то кровь приливает к вискам, гулко стучит в совсем пустой голове, и перед глазами появляется сероватый занавес, и комната становится ирреальной декорацией.
— Ну вот, теперь я могу идти, — удовлетворенно сказал И.Д.К., увидев, как Илья Давидович побелел и опустился на кровать.
— Не… — начал Илья Давидович, но понял, что вопрос его будет обращен в пустоту — И.Д.К. ушел. Хлопнула входная дверь. Сейчас он выйдет на улицу, — подумал Илья Давидович, — к этим хабадникам, и они уж у него спросят…
Он подошел к окну и осторожно выглянул, стараясь не быть замеченным. Ожидая появления И.Д.К., Илья Давидович подумал о том, что не успел спросить, откуда тот взял камень с уже готовой надписью. И почему он не появляется на улице — другого выхода из дома нет, разве что через крышу?
Ему послышался тихий смешок, и он резко обернулся, мгновенно покрывшись испариной. Комната, естественно, была пуста, но кто то опять совершенно явственно хихикнул прямо ему в ухо.
— Не хочу вас пугать, — сказал голос И.Д.К., хотя Илья Давидович был уже напуган настолько, что ничего перед собой не видел и с ног не падал только потому, что мертвой хваткой держался за шнур от шторы. — Мы с вами можем теперь время от времени переговариваться мысленно.
Почему? Как? Где? Мысль Ильи Давидовича металась внутри черепной коробки как бильярдный шар, отражаемый от бортов — без надежды попасть в лузу.
— Текст из Торы, который я дал вам прочитать, активизирует телепатические способности. Вы меня слышите, если это можно назвать слухом. Можете и увидеть, но пока обойдетесь. Я вас тоже слышу, и не нужно так паниковать. Все в порядке. На улицу я выходил не через дверь, естественно. А камень нашел на стройке в Кирьят Каменец.
— Такой древний?? — не удержался от восклицания Илья Давидович.
— Почему бы ему не быть древним?, — сухо сказал И.Д.К. — И вообще, почему вы паникуете в этот, можно сказать, исторический момент? Спокойно!
— Хорошо, — прошептал Илья Давидович, прокляв мысленно тот миг, когда он увидел И.Д.К. в коридоре ешивы. Именно это мысленное пожелание сгинуть без следа и воспринял И.Д.К., а вовсе не сказанное вслух слово.
* * *
Дина вернулась в одиннадцатом часу. Она шла, привычно размышляя о том, что ешива — вовсе не то место, которое может обеспечить человека средствами, достаточными для безбедной жизни. Проявляя внешнюю солидарность с Ильей и стараясь не противоречить ему, Дина, однако, имела свое, в общем то нелестное, мнение о религии, как опиуме народа, и о деятелях, продающих духовную связь с Создателем ради места в кнессете или возможности всю жизнь учить Книгу, как бы она ни была, по их словам, переполнена смыслом.
Обнаружив перед домом толпу пейсатых, Дина, естественно, удивилась, а репортер, подскочивший к ней с микрофоном наизготовку, напугал до полусмерти.
— Госпожа Кремер,