д., и т. п.
Сначала у меня тоже были очень большие сомнения и недоверие, что это есть, особенно, когда приходилось сравнивать слова моих Наставников с действительностью окружающего мира. Но когда я увидел их возможности, у меня вырвался вопль возмущения, непонимания, обиды за их несправедливость:
- Эгоисты! Вы думаете только о себе. Имея Великую силу, не хотите поделиться ею с людьми. В мире столько грязи, войн, несчастий, которые вы можете устранить одним движением, одним желанием!
А вы заняты только высокими материями, самосовершенствованием. Лучше бы подумали о людях, которых можете вылечить, накормить, сделать счастливыми. А вместо помощи вы сочувственно киваете головой.
Много раз с недоумением спрашивал и возмущался:
- Почему, почему, почему?..
Они смотрели на меня с презрением и снисходительной улыбкой:
- Когда начнешь постигать и раскрывать в себе истинную силу, сам решишь, помогать или нет.
С тех пор прошло... О, Господи! Тридцать лет прошло!
Теперь только, кажется, начинаю хоть как-то их понимать, да и то не уверен... Но одно знаю точно: в их глазах не было и не могло быть презрения. Была доброта и грусть Влюбленных, говорящих с малышом-почемучкой о любви.
Эта книга - очередная, жалкая попытка наладить связь между миром обычных людей и миром людей со сверхвозможностями, миром Влюблённых.
Между этими двумя мирами лежит громадная бездонная пропасть. Который раз пытаюсь построить из подручных материалов мостик, перебросить его от одного края к другому с надеждой, что кто-то из возможных собеседников ещё ищет переправу.
Влюбленные, достигшие состояния величайшей любви и могущества и свободные от мирского тщеславия, смотрят на обычных людей, как отец и мать на своих больных детей. Глядят на них с жалостью и состраданием, зная, что помочь можно только единицам.
Ну вот, написал, и теперь меня ждут удары с двух сторон одновременно.
С одной стороны - порка за то, что нарушаю некоторые запреты своих Наставников, за примитивность изложения, за возможную профанацию высоких идей и невольное разглашение некоторых тайн.
С другой стороны - снисходительная улыбка обычных высоконаучных умов мира спящих и ушат грязи на мою голову.
Сознательно иду на таран всех мнений, сомнений и самомнений. Надеваю кимоно камикадзе... или как это правильно сказать?
Стоп!
Еще чуть-чуть, хотя бы несколько минут, хочу побыть самим собой, без всяких искусственных оболочек! Хочу перенести на бумагу мое истинное состояние.
Когда, через несколько страниц, мы встретимся, я стану совсем другим. Но запомните: день и ночь, где бы я ни был, чем бы ни занимался, истинное мое состояние - вот это...
...Лунная ночь. Пустынный берег. Парусник одиноко покачивается на волнах. Он только что вернулся из путешествий в иные миры. Паруса пронизаны ветрами дальних странствий, пропитаны духом Великой любви, Гармонии, Истины.
Они еще светятся той девственной чистотой облаков, которая встречается только в том измерении. Каждый канат еще хранит яркость, стремительность и мощь молний, таинственность чудес, отблеск чистоты, аромат диковинных растений.
Чувства еще не успели вернуться из волшебных полетов в другом времени, других пространствах, измерениях, мирах. Чей-то печальный вздох и всхлипывание заставили меня очнуться от ностальгических воспоминаний....
Глупый крошечный бутончик испуганно выглядывал из-под воротника моей штормовки. Две секунды назад, когда я уже собрался возвращаться на работу, малыш тайком спрятался там, наивно надеясь увидеть в чужом мире особенную, ни с чем не сравнимую красоту.
Бедняга! Как он ошибся! Он не мог предположить, что попадёт в страшный мир спящих! Если б я заметил его раньше, то обязательно уберег бы от разочарований. Ведь я-то знал, куда возвращаюсь!
В его огромных глазах-росинках отразился амфитеатр мусорных куч, залитая лунным светом сцена, где уже прогремел торжественный гимн желудку и страстям. Исполнители - хор пик-никующих тусовщиков.
И вот уже ласковый теплый ветерок с легким шелестом треплет обрывки памяти об этом славном событии, разметая мусор воспоминаний.
Две капельки-слезинки скатились по тонкому стеблю и безнадежно растворились в пыльной складке одежды.
С тоской в душе прихватываю вещмешок с дежурными анекдотами и шутками, откровенными хамствами, грубостями и омерзительными оскорблениями, с поучительным тоном в голосе, искусственной чванливостью и красками для грима.
Я же должен знать язык, который будет понятен там, куда я иду,