захотелось пить и он зашел в
кладовую нацедить себе пива. Нагнувшись у одной из бочек, он вдруг
заметил, что из-за нее высовывается чья-то нога. Стараясь не шуметь, он
осторожно выпрямился и увидел за бочками шлемы двух воинов. Королевич со
всех ног кинулся к отцу, и богатыри не успели опомниться, как в кладовую
ворвалась стража.
Сигмунд и Синфиотли яростно защищались, но в тесной и узкой кладовой
они не могли свободно действовать своими мечами. Поэтому, убив с полдюжины
гаутландцев, они были наконец обезоружены и взяты в плен.
Удивление Сиггейра при виде Сигмунда, которого он считал давно
умершим, могло сравниться лишь с его гневом, который еще больше возрос,
когда во втором пленнике он узнал Синфиотли.
- Я не знаю, как тебе удалось избежать моей мести, Сигмунд, и
переманить на свою сторону моего сына, - мрачно сказал он, - но я знаю,
что на этот раз ты последуешь за своими братьями и захватишь с собой этого
змееныша, изменившего родному отцу. Пусть ваша смерть будет примером того,
как король Гаутланда умеет расправляться со своими врагами.
И действительно, казнь, которую придумал для своих пленников Сиггейр,
была ужасна.
Невдалеке от замка находился небольшой каменистый холм. В нем была
выкопана глубокая яма, посередине которой установили гранитную плиту,
разделявшую ее пополам. Сигмунда и Синфиотли посадили по разные стороны от
этой плиты, после чего яму закрыли слоем толстых бревен. Сверху, на
бревна, Сиггейр приказал насыпать большую груду камней, которые должны
были возвышаться как вечный памятник его мести врагам.
Вся бледная от горя и отчаяния, Сигни молча смотрела, как заживо
хоронят ее брата и сына. Вдруг она о чем-то вспомнила и стремительно
бросилась в замок. Скоро она вернулась назад, держа в руках большой сноп
соломы. Как раз в это время гаутландские воины готовились засыпать камнями
ту часть ямы, в которой находился Синфиотли.
- Подождите минутку, - обратилась к ним Сигни. - Дайте мне бросить
сыну хотя бы этот сноп, чтобы он умер не на голых камнях.
Воины переглянулись между собой, и один из них сказал:
- Ну что ж, пусть она бросит ему сноп - от этого он не проживет
дольше, а если и проживет, то только лишний час промучается.
Он приподнял одно из бревен, настланных поверх ямы, и Сигни просунула
в отверстие свой сноп.
- Спасибо тебе, - сказала она воину и, стараясь скрыть радость,
которая светилась в ее глазах, быстро ушла.
Тем временем груда камней над Сигмундом и Синфиотли все росла и
наконец превратилась в целую гору.
- Пора кончать работу, - сказал воин, разрешивший Сигни передать
Синфиотли солому. - Сдвинуть эти намни не под силу даже великану. Теперь
пленники уже не убегут, и наш король может быть доволен.
- Ты прав, - подтвердил другой, - мне кажется даже, что мы
перестарались.
И гаутландцы, бросив работу, толпой направились в замок.
Не слыша больше грохота камней над своей головой, Синфиотли понял,
что их оставили одних, и осторожно ощупал руками сноп, который ему бросила
мать. В нем лежал меч, тот самый меч, который когда-то принадлежал
Сигмунду, а потом был отнят у него Сиггейром. Синфиотли еще ребенком часто
видел его у пояса отца и часто слышал от матери, что он может разрубить
любой камень.
"Сейчас я проверю, правда ли это", - подумал юноша и изо всех сил
ткнул острием меча в гранитную плиту, отделявшую его от Сигмунда. К
удивлению Синфиотли, чудесный клинок пробил ее насквозь, словно она была
из мягкого дерева, и чуть было не поранил товарища по несчастью.
Услышав скрежет стали о камень, Сигмунд ощупью нашел в темноте
торчавшее из плиты лезвие и сразу понял, что они спасены. Работая мечем,
как пилою, оба богатыря в несколько минут разрезали преграду, которая их
разделяла, и бросились друг другу в объятия.
- Дорогой отец! - воскликнул Синфиотли, прижимаясь к груди Сигмунда.
- Позволь мне отныне называть тебя так, потому что другого отца, кроме
тебя, мне не нужно!
- Охотно позволяю, сын мой, - отвечал Сигмунд, - но давай сначала
подумаем, как нам отсюда выбраться, чтобы камни, которые лежат у нас над
нашими головами, не раздавили нас.
Он взял из руки Синфиотли свой меч и, подойдя к одной из стен ямы,
осторожно разрезал им с двух сторон крайнее из бревен. Оно с треском упало
на землю. Сигмунд прислушался, но все вокруг было тихо. Тогда он принялся
долбить мечем лежавшие над прорубленным