ОШО РАДЖНИШ

МАСТЕР

лесу, а дикие звери подходили к нему, обнимались с ним. Птицы подлетали и садились ему на плечи, а когда он проходил возле океана или какой-нибудь реки, всевозможные рыбы выпрыгивали на радостях, принимались плясать в воде. Это видели столько людей, что это не может быть мифом; есть очень много записей других людей, которые видели эти вещи. И всякий раз, как его спрашивали: «В чем секрет этого?» — он говорил: «Не знаю. Я знаю только одну вещь: в тот день, когда я стал просто братом моему ослу, внезапно все сущее стало братством».

Так вот, чтобы узнать, где эта полнота, ищите простое указание, что вы впали в глубокую таковость.

За всю мою жизнь я никогда не чувствовал, чтобы что-нибудь было неверно. Все до того замечательно подобрано в этой драме, что без чего угодно жизнь могла бы стать чуть менее богатой.

Когда меня посадили в тюрьму в Америке, шериф первой тюрьмы оказался человеком весьма разумным. Он тотчас же узнал меня. Когда он отвел меня в камеру, он не смог сесть на стул; он уселся на пол и сказал: «Мне невозможно сидеть на стуле перед вами». И спросил: «Вы не чувствуете, что что-то где-то пошло не так? Это не может быть частью вашей судьбы».

Я сказал ему: «Это должно быть частью моей судьбы. Ничто не идет неправильно; ничто и никогда не идет неправильно. Это и есть вся религия, которой я учу: все то, что происходит, правильно».

Через двенадцать дней, когда я покидал последнюю тюрьму, шериф сказал: «Странно, вы выглядите лучше, чем когда попали в тюрьму».

Я сказал: «Это оттого, что я наслаждался этим так сильно, это было столь новым переживанием. Если бы я не побывал в тюрьме, что-то в моей жизни осталось бы незавершенным. Это сделало меня богаче».

Он сказал: «Глядя на вас, покажется...» И я сказал ему: «Если вы хотите обогатить жизнь своих президентов и вице-президентов, предоставьте им тот же опыт. Они действительно нуждаются в этом!»

Но ни на миг я не чувствовал неудобства с сущим. У меня нет никакого храма, у меня нет никакой мечети, я не хожу ни в какую церковь, у меня нет никакой системы верования, но я жил так тотально, я могу назвать жизнь столь великим даром, что никакой благодарностью не выразить этого.