маслом... Я стал нервно
разглаживать скатерть. На скатерти виднелись неотмытые пятна. На ней
много и вкусно ели. Ели омаров и мозги с горошком. Ели маленькие
бифштексы с соусом пикан. Большие и средние бифштексы тоже ели. Сыто
отдувались, удовлетворенно цыкали зубом...
Отдуваться мне было не с чего, и я принялся цыкать зубом.
Наверное, я делал это громко и голодно, потому что старуха за
стеной заскрипела кроватью, сердито забормотала, загремела чем-то и
вдруг вошла ко мне в комнату. На ней была длинная серая рубаха, а в
руках она несла тарелку, и в комнате сейчас же распространился
настоящий, а не фантастический аромат еды. Старуха улыбалась. Она
поставила тарелку прямо передо мной и сладко пробасила:
-- Откушай-ко, батюшка, Александр Иванович. Откушай, чем бог
послал, со мной переслал...
-- Что вы, что вы, Наина Киевна, -- забормотал я, -- зачем же было
так беспокоить себя...
Но в руке у меня уже откуда-то оказалась вилка с костяной ручкой, и
я стал есть, а бабка стояла рядом, кивала и приговаривала:
-- Кушай, батюшка, кушай на здоровьице...
Я съел все. Это была горячая картошка с топленым маслом.
-- Наина Киевна, -- сказал я истово, -- вы меня спасли от голодной
смерти.
-- Поел? -- сказала Наина Киевна как-то неприветливо.
-- Великолепно поел. Огромное вам спасибо! Вы себе представить не
можете...
-- Чего уж тут не представить, -- перебила она уже совершенно
раздраженно. -- Поел, говорю? Ну и давай сюда тарелку... Тарелку,
говорю, давай!
-- По... пожалуйста, -- проговорил я.
-- "Пожалуйста, пожалуйста"... Корми тут вас за пожалуйста...
-- Я могу заплатить, -- сказал я, начиная сердиться.
-- "Заплатить, заплатить"... -- Она пошла к двери. -- А ежели за
это и не платят вовсе? И нечего врать было...
-- То есть как это -- врать?
-- А так вот и врать! Сам говорил, что цыкать не будешь...-- Она
замолчала и скрылась за дверью.
"Что это она? -- подумал я. Странная какая-то бабка... Может быть,
она вешалку заметила?" Было слышно, как она скрипит пружинами, ворочаясь
на кровати и недовольно ворча. Потом она запела негромко на какой-то
варварский мотив: "Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши..." Из
окна потянуло ночным холодом. Я поежился, поднялся, чтобы вернуться на
диван, и тут меня осенило: дверь я перед сном запирал. В растерянности я
подошел к двери и протянул руку, чтобы проверить щеколду, но едва пальцы
мои коснулись холодного железа, как все поплыло у меня перед глазами.
Оказалось, что я лежу