Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

Я повернул

его, чтобы осмотреть с торца, и в ту же секунду почувствовал, что пол

уходит у меня из-под ног. Все перевернулось перед глазами. Я пребольно

ударился обо что-то пятками, потом плечом и макушкой, выронил цилиндр и

упал. Я был здорово ошарашен и не сразу понял, что лежу в узкой щели

между печью и стеной. Лампочка над головой раскачивалась, и, подняв

глаза, я с изумлением обнаружил на потолке рубчатые следы своих ботинок.

Кряхтя, я выбрался из щели и осмотрел подошвы. На подошвах был мел.

-- Однако, -- подумал я вслух. -- Не просочиться бы в

канализацию!..

Я поискал глазами цилиндрик. Он стоял, касаясь пола краем торца, в

положении, исключающем всякую возможность равновесия. Я осторожно

приблизился и опустился возле него на корточки. Цилиндрик тихо

потрескивал и раскачивался. Я долго смотрел на него, вытянув шею, потом

подул на него. Цилиндрик качнулся сильнее, наклонился, и тут за моей

спиной раздался хриплый клекот и пахнуло ветром. На печке аккуратно

складывал крылья исполинский гриф с голой шеей и зловещим загнутым

клювом.

-- Здравствуйте, -- сказал я. Я был убежден, что гриф говорящий.

Гриф, склонив голову, посмотрел на меня одним глазом и сразу стал

похож на курицу. Я приветственно помахал рукой. Гриф открыл было клюв,

но разговаривать не стал. Он поднял крыло и стал искаться у себя под

мышкой, щелкая клювом. Цилиндрик все покачивался и трещал. Гриф перестал

искаться, втянул голову в плечи и прикрыл глаза желтой пленкой. Стараясь

не поворачиваться к нему спиной, я закончил уборку и выбросил мусор в

дождливую тьму за дверью. Потом я вернулся в комнату.

Гриф спал, пахло озоном. Я посмотрел на часы: было двадцать минут

первого. Я немного постоял над цилиндриком, размышляя над законом

сохранения энергии, а заодно и вещества. Вряд ли грифы конденсируются из

ничего. Если данный гриф возник здесь, в Соловце, значит, какой-то гриф

(не обязательно данный) исчез на Кавказе или где они там водятся. Я

прикинул энергию переноса и опасливо посмотрел на цилиндрик. Лучше его

не трогать, подумал я. Лучше его чем-нибудь прикрыть, и пусть стоит. Я

принес из прихожей ковшик, старательно прицелился и, не дыша, накрыл им

цилиндрик. Затем я сел на табурет, закурил и стал ждать еще чего-нибудь.

Гриф отчетливо сопел. В свете лампы его перья отливали медью, огромные

когти впились в известку. От него медленно распространялся запах гнили.

-- Напрасно вы это сделали, Александр Иванович, -- сказал