Ойра-Ойра, забрав у меня ключи от сейфа
Януса Полуэктовича. Ушла в отчаянии Стелла, которую Выбегалло отказался
отпустить в другой отдел. Ушли заметно повеселевшие лаборанты. Ушел
Эдик, окруженный толпою теоретиков, прикидывая на ходу минимально
возможное давление в желудке взорвавшегося кадавра. Я тоже отправился на
свой пост, предварительно удостоверившись, что испытание второго кадавра
состоится не раньше восьми утра.
Эксперимент произвел на меня тягостное впечатление, и, устроившись
в огромном кресле в приемной, я некоторое время пытался понять, дурак
Выбегалло или хитрый демагог-халтурщик. Научная ценность всех его
кадавров была, очевидно, равна нулю. Модели на базе собственных дублей
умел создавать любой сотрудник, защитивший магистерскую диссертацию и
закончивший двухгодичный спецкурс нелинейной трансгрессии. Наделять эти
модели магическими свойствами тоже ничего не стоило, потому что
существовали справочники, таблицы и учебники для магов-аспирантов. Эти
модели сами по себе никогда ничего не доказывали и с точки зрения науки
представляли не больший интерес, чем карточные фокусы или шпагоглотание.
Можно было, конечно, понять всех этих горе-корреспондентов, которые
липли к Выбегалле, как мухи к помойке. Потому что с точки зрения
неспециалиста все это было необычайно эффектно, вызывало почтительную
дрожь и смутные ощущения каких-то громадных возможностей. Труднее было
понять Выбегаллу с его болезненной страстью устраивать цирковые
представления и публичные взрывы на потребу любопытным, лишенным
возможности (да и желания) разобраться в сути вопроса. Если не считать
двух-трех изнуренных командировками абсолютников, обожающих давать
интервью о положении дел в бесконечности, никто в институте, мягко
выражаясь, не злоупотреблял контактами с прессой: это считалось дурным
тоном и имело глубокое внутреннее обоснование.
Дело в том, что самые интересные и изящные научные результаты
сплошь и рядом обладают свойством казаться непосвященному заумными и
тоскливо-непонятными. Люди, далекие от науки, в наше время ждут от нее
чуда и только чуда и практически не способны отличить настоящее научное
чудо от фокуса или какого-нибудь интеллектуального сальто-мортале. Наука
чародейства и волшебства не составляет исключения. Организовать на
телестудии конференцию знаменитых привидений или просверлить взглядом
дыру в полуметровой бетонной стене