Кураев А

Сатанизм для интеллигенции

III,71). Итак, не внешняя молитва, не настойчивость словесных просьб врачуют человеческую душу, а покаянное изменение глубины своего сердца. Так ведь церковные предания из века в век распространяют свидетельства о том, чем кончается неискренняя исповедь. Когда священник говорит «прощаю и разрешаю», открывается присутствие Христа, изрекающего: «А Я не разрешаю»…

А если бы Ориген был оккультистом, он не замедлил бы в этом случае повторить какуюнибудь антихристианскую пошлость вроде заверений Клизовского в том, что Закон Кармы нельзя умолить…

Но Ориген не оккультист и не гностик. Он церковный писатель. В многообразии эллинских философских идей Оригену не удалось провести безупречное разделение. Некоторые из тех мыслей, что казались ему непротиворечащими христианству, при ближайшем рассмотрении оказались всетаки чужими.

Каждый человек опыт своего воспитания, жизни в миру, образования проносит с собою в Церковь и в богословие. Ориген всего лишь слишком поспешно переодел в христианские одежды привычные сюжеты платонической мысли, как раз не выразив тем самым церковного Предания, а исказив его. Ориген пытается «Тимей» Платона совместить с христианством, но разве это довод в пользу того, что в самом дооригеновском христианстве были идеи метампсихоза?

А если признано, что система Оригена складывается из двух источников – христианского и языческофилософского, – на каком же основании надо утверждать, что именно языческую идею переселения душ Ориген заимствовал из христианства? То, что в церковном учении третьего века не было никаких оккультных идей, признает ненароком сама Е. Блаватская. Она пишет, что Климент Александрийский (учитель Оригена) обратился в христианство, «зная, что догма его новой религии» потребует от него «отступничества от неоплатоников»1218.

Неоплатоник Порфирий сказал об Оригене гораздо больше правды, чем теософы: «Ориген жизнью своей живет похристиански, по воззрениям же своим на соделанное и Божественное эллинствует»1219. По схожему выводу Владимира Соловьева, для Оригена характерно сочетание самого решительного желания принять новое христианское откровение с внутренней неспособностью понять его особую, специфическую сущность1220.