А. И. Сидорова, «никакими определенными свидетельствами, позволяющими говорить о существовании „еретического оригенизма“ в IV веке, мы не располагаем»1314.
Вопрос же о том, насколько обоснованно Епифаний приписывает обличаемые им доктрины Оригену и насколько адекватно он понял логику мысли самого Оригена, требует отдельного разговора. Например, утверждая «невидимость» Лиц Троицы друг для друга, Ориген говорил о телесном зрении, а не о духовном постижении.
Что же касается представления Оригена о воскресении тел, то и здесь рассуждения Оригена, хоть и были перегружены некоторыми неоплатоническими штампами, все же включали в себя и вполне православные ходы мысли. Ориген разделял общецерковное убеждение в том, что в конце мира будет воскресение из мертвых и именно воскресение тел. «Всякий, любящий истину, должен подвизаться за истину воскресения, сохранить предание древних», – писал Ориген1315. Однако в своем толковании пасхального догмата Ориген пошел путем различения в теле «субстрата», то есть конкретного наполнения, постоянно нуждающегося в восполнении из внешнего мира, и «формы», некоей идеи (на сегодняшнем языке можно было бы сказать – информационногенной структуры) тела, которая перестраивает все приходящие из внешнего мира разнообразные вещества в человеческий организм. Несмотря на разнообразие внешней среды и питания, Павел всю жизнь остается Павлом, а Петр – Петром именно благодаря самотождественности «формы». Воскрешению подлежит не субстрат, но форма, качественность Петра или Павла1316.
Отрицая воскресение «материи» (в смысле того субстрата, что наполняет собою идеальную форму), Ориген утверждал, что индивидуальная «форма» каждого из нас, вновь и вновь воссоздающая нас самих из самого разнообразного материала, потребляемого человеком из внешней среды, сохранится и восстанет. Так Ориген понимал стих ап. Павла: «Сеется тело душевное (греч. psuhikon, лат. animalis), восстает тело духовное» (1 Кор. 15,44)1317.
Здесь позиция Оригена тождественна с собственно церковной и не оспаривается даже св. Мефодием. В самом деле, самая разная пища, то есть вполне различная материя перестраивается в один и тот же человеческий организм, потребляющий ее. Любое вещество, поступающее во человеческое тело извне, не вставляется механически в него. Если ребенок ест хлеб – это не значит, что к утру у него будут более хлебные пальцы, а если он съел яичницу – вовсе не следует ожидать, что какаято часть его тела теперь состоит из кусочка глазуньи.