каббалы с «живой этикой»
Сила супружеской любви – от Бога, вот почему любовь эта страшна, если с Богом порывает. Когда сад становится джунглями, они прекрасны. Когда вино Каны скисает, оно становится уксусом Голгофы.1436
Г. К. Честертон
Теперь, когда основные моменты православного понимания событий, описанных в начале Библии, изложены, можно сравнить их церковную трактовку с тем, что открывается оккультистам. Поскольку, как мы помним, «Живая этика» излагает точку зрения «Владыки космоса», нетрудно догадаться, что интерпретация Рерихами грехопадения радикально отличается от библейской.
Вопервых, святоотеческая мысль позволяет выйти за рамки средневековой западнохристианской трактовки грехопадения как оскорбления, нанесенного Божественному Величию через непослушание. При своей сиюминутной понятности эта схема, однако, оставляет необъясненными и делает лишними слишком много «деталей». Среди них – само древо познания. Ведь юридическая теория оскорбления (и последующей сатисфакции) утверждает, что любое непослушание привело бы к столь же тотальноразрушительным последствиям. Если бы Честертон занялся не апологией, а критикой средневековой схоластики, он бы, наверно, спросил: а если бы Творец разрешил человеку в Эдеме все, кроме одного: «никогда не чеши левой рукой за правым ухом!» – последствия нарушения этого запрета были бы столь же плачевны? Мы же скажем скучнее: юридическая интерпретация остается безразличной к внутреннему содержанию самой заповеди1437.
Напомню, что именно эта схоластическая теория и подвергалась нападкам в теософских трактатах. Это полное незнакомство с миром православнопатристической мысли проявилось в том приступе негодования, что выплеснулся в одном из писем Е. Рерих: «Возможно ли допустить столь кощунственную мысль, что всемилосердный Бог может наказать весь род людской за проступок одного человека? Откуда в раю мог оказаться Сатана и могло расти дерево, носящее в себе и начало зла?»1438. Всетаки занятие даже сравнительным религиеведением требует знакомства с чемто еще, помимо «Детских Библий».
Вовторых, мы убедились, что православие никогда не видело в грехе первых людей какоето сексуальное содержание. Еще в II веке Клименту Александрийскому приходилось выступать против ереси энкратитов, вполне посоветски полагавших, что заповедь состояла в воспрещении супружества, а первородный грех – в нарушении целомудрия1439.
Но это нисколько не помешало теософам, уверяющим, что