духе. Она исходит из другого отца ранней церкви - красноречивого Тертуллиана, который надеется увидеть всех "философов" в огненной геенне Ада. "Какое это будет величественное зрелище!.. Как я буду хохотать! Как я возрадуюсь! Как я восторжествую, когда увижу такое множество прославленных царей, про которых говорили, что они вознеслись на небо, - стонущими во тьме в Аду вместе со своим богом Юпитером! Затем солдаты, преследовавшие Христово имя, будут гореть в более жарком пламени, чем то, которое они возжигали для святых". Эти кровожадные выражения иллюстрируют дух христианства до нашего времени"1278.
Приведя цитату из Иеронима, Блаватская не сочла нужным сказать, кому адресовано это письмо. Уже его заголовок многое прояснил бы - "Письмо к монаху Илиодору". Речь идет не о юноше, которого Иероним выманивает из родительского дома. Речь идет о уже пожилом человеке. "Пусть малый внук повиснет у тебя на шее, пусть, распустив волосы и растерзав одежды, мать покажет сосцы, которыми питала тебя, пусть отец ляжет на пороге, - ты перешагни седовласого старца и с сухими глазами воспари к знамени креста. Единственный способ оказать родственную любовь - быть жестоким в этом случае... У нас не железная грудь, не твердые предсердия. Мы не из камня родились, и не гирканские тигрицы питали нас. Я и сам прошел через эти препятствия. То беспомощная сестра обоймет тебя нежными руками, то домочадцы, с которыми ты вырос, скажут: кому же мы будем служить? То прежняя нянька, уже старуха, и дядька, второй отец в силу естественного почтения, воскликнут: подожди немного, пока мы умрем, и похорони нас. Может быть, и мать с иссохшими сосцами, с морщинистым челом будет стенать о тебе, припоминая, как она убаюкивала тебя у груди. Легко разрешает эти узы любовь к Богу и страх генны"1279.
Как видим, у адресата письма уже есть внук, а, значит, и взрослые самостоятельные дети, которые могут взять на себя попечение о старейшем поколении. Адресат письма - уже монах, который уже дал монашеские обеты - опять же во взрослой, сознательной поре ("оставив военную службу"1280), но затем "расслабился". Он сам предупредил Иеронима при расставании, чтобы тот напоминал ему о монашеском призвании ("Так как ты, удаляясь, просил меня, чтобы я, переселившись в пустыню, прислал к тебе пригласительное письмо, то я зову тебя: поспеши"1281). Иероним просто призывает его вспомнить былые стремления его совести. Нет в письме и никакого "растопчи"...
И еще два обстоятельства стоило бы учесть, прежде чем делать глобальные