святынями см.: Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии // Религиоведение. Хрестоматия. Под ред. А. Н. Красникова. М., 2000, с. 530. Дюркгейм даже определяет магию как "нечто вроде профессионального удовольствия процессом профанации святых вещей" (с. 536). И эта характеристика опять же находит свою параллель у Фрэзера: "Радикальной противоположностью магии и религии объясняется та непреклонная враждебность, с которой священнослужители на всем протяжении истории относились к колдунам. Священника не могла не возмущать высокомерная самонадеянность колдуна, его надменность в отношении к высшим силам, бесстыдное притязание на обладание равной с ними властью. Жрецу какого-либо бога с его благоговейным ощущением божественного величия и смиренным преклонением перед ним такие притязания должны были казаться неблагочестивой, богохульной узурпацией прерогатив, принадлежащих одному богу" (Фрэзер Дж. Золотая ветвь М., 1980, с. 65).
xxxx Признаюсь, что при таком определении религии возникает одна трудность: под него не подходит чисто магическая деятельность, если маг исходит из предположения, что он обращается к духовным силам, низшим, чем он ("стихиалям", "элементалям" и т.п.). Подробнее о властном обращении с религиозными святынями см.: Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии // Религиоведение. Хрестоматия. Под ред. А. Н. Красникова. М., 2000, с. 530. Дюркгейм даже определяет магию как "нечто вроде профессионального удовольствия процессом профанации святых вещей" (с. 536). Тем не менее это возможное исключение не настолько смущает меня, чтобы понудить меня к отказу от предложенной дефиниции, ибо оно является чисто гипотетическим. В реальной истории религии магическое мировоззрение никогда не поставляет человека на вершине иерархии духов, но отводит ему срединное положение. Так что и в магических мирах есть духи, низшие человека, а есть - высшие его. Исклчюение разве что магический мир Дж. Роулинг в ее сказках о Гарри Поттере. Но сказка есть сказка.
yyyy Церковно-славянское слово "страсть" несет в себе скорее грамматический, нежели эмоциональный или этический смысл: это своего рода "страдательный залог" в жизни человека: то, что человеку причиняется независимо от его воли, что вторгается в его жизнь. Поэтому возможна речь о "неукорных страстях" (потребность во сне, в пище, скорбь при утрате ближних и т.п.). Греческое "пафос" (с которого и переведены славянские "страсти") в первичной